Название: Молитвы
Автор: ***
Бета: ***
Фендом: Fairy Tail.
Тип: джен.
Жанр: ангст, драма, AU.
Персонажи: Уртия Милкович, Ул Милкович.
Рейтинг: G.
Размер: мини (2418 слов)
Предупреждения: нет.
Дисклеймер: Хиро Машима
Ключ: Ул Милкович.
Содержание: Уртия слабо улыбается – боги услышали ее молитвы.
От автора: Все в тексте.
читать дальшеУртия просыпается с рассветом. Белые строгие занавески без намека на нежность, мебель из темного дерева, небрежно сброшенный на пол плед – эту картину Уртия видит уже в сто первый раз. На тумбочке у изголовья простая ваза из темного стекла, в ней засохшие цветы, кажется, гиацинты и мутная, неприятно пахнущая вода – убрать бы, только вот у нее рука не поднимется. Каждая мелочь в доме детства имеет значение, каждая мелочь пропахла ею. Уртия сминает руками пододеяльник и крепко зажмуривается, стараясь сдержать слезы. Она соскучилась, безумно устала, и ей нечего делать без нее. Уртия перекатывается на другой бок, зажимая одеяло между коленями, а носом утыкается в еще теплую после сна подушку. Ей кажется, она тоже пахнет ею – бергамотом и лимоном. Только это все неправда – фантом, призрак, сладкие воспоминания с привкусом лжи, но не ее мать, с которой она так и не помирилась. Уртии хочется залезть в ракушку, сжаться в комочек и лежать там вечно, только не поймут – ни мать, ни она сама.
Уртия умывается ледяной водой из миски – та потрясающе бодрит и ненадолго отвлекает от тяжелых мыслей. Как раз то, что ей нужно. На спинке стула висят оставленный с вечера передник из мягкой кожи и черный шерстяной сарафан. Под низ Уртия надевает теплую рубаху да длинную нижнюю юбку в пол – отапливать мастерскую нельзя, иначе все ее начинания пойдут прахом.
В мастерскую Уртия спускается, натягивая на ходу перчатки из тонко выделанной кожи – похожие ей подарила Ул на ее десятилетие.
- У настоящего мастера должны быть собственные перчатки, - мама добродушно улыбается, глядя на озаренное счастьем личико дочери: та подпрыгивает от нетерпения, ей так хочется примерить обновку и опробовать ее на деле.
- Я теперь самый настоящий мастер, да, мама?! – в ее голосе отчаянная надежда и неприкрытая радость от чудесного подарка.
- Нет, Уртия, солнышко мое! – мама отрицательно качает головой и тут же лукаво подмигивает, маня пальчиком подойти ближе. – Но ты им станешь, я тебя всему обучу, - шепчет мама на ухо, и Уртия верит.
В мастерской Уртия осторожно снимает засовы и медленно открывает оконные ставни: петли скрипят, будто жалуются на старость. Уртия привычно хмыкает и берется за метлу – длинную, с изогнутым древком и ломкими прутьями. Перед работой в мастерской надо убраться – так всегда говорила мама.
- Уртия, положи стамеску на место! – мама грозит пальцем и протягивает ей метелку. Растерянная Уртия вертит ее в руках и смущенно смотрит на мать.
- Следует убраться, - терпеливо объясняет та, гладя немного расстроенную дочь по голове. Уртии капельку обидно, она ведь ожидала приключений, хотя-я… ее взгляд цепляется за мамину метлу – такую большую, волшебную, ну прямо как у ведьм из сказок!
Уртия горько улыбается и продолжает ловко орудовать метлой: когда-то ее чудесная сказка треснула, наткнувшись на острые края ее кажущейся взрослости, а она легкомысленно пустила все на самотек. Тяжелый вздох – какой же она была идиоткой! Гордой, своевольной и чертовски упрямой. Уртия винит себя каждый день, каждый прожитый час, а на мосту между виной и совестью неистово молится ледяным богам, молится о снисхождении и благе.
- Уртия, ну что ты делаешь? Почему не слушаешься? – голос у матери уставший, такой уставший, что Уртии невольно становится стыдно… на пару минут. Потом привычное упрямство берет вверх.
Она резко вскидывает голову, отчего вредная заколка снова сползает на кончики волос.
- Потому что я устала постоянно подчиняться, мама! – гневно шипит Уртия, убирая один из непослушных локонов за ухо. – Я хочу уехать, я хочу стать знаменитой, а не прозябать вместе с тобой в этом забытом людьми городишке!
Мать бледнеет, даже отступает на пару шагов.
- Тогда поезжай, - она отворачивается от нее, а у Уртии душа падает в глубокий колодец. – Раз тебе так нужны слава и признание, поезжай. Кто я такая, чтобы мешать.
Уртия кривит губы в улыбке и ставит метлу в угол – все чисто, теперь можно приступать к работе. Возле стены на небольшом возвышении – огромная глыба льда, которой только предстоит стать совершенством – тем самым совершенством, которым была ее мать. Жаль, Уртия поняла это так поздно.
Капюшон дорожного плаща давно съехал с головы, мокрая юбка затрудняет ходьбу, волосы так и норовят вылезти из-под крепкой заколки, по лицу маленькими струйками стекают дождевые капли – Уртии плевать, она торопится к матери.
Только дома хозяйничают посторонние. Два крепких парня – один черноволосый с угрюмым выражением лица, второй – беловолосый с по-восточному узкими глазами. Оба в черном, со сбитыми костяшками на руках.
- Кто вы? Где Ул Милкович?
Уртия переводит взгляд с одного на другого, а те переминаются с ноги на ногу и стараются на нее не смотреть. В горле пересыхает, сердце бухает, кровь стучит в висках.
- Где мама? – жалобно шепчет Уртия, хватая черноволосого за рукав.
- Учитель Ул… она, - в его синих глазах столько боли, что она невольно отшатывается. Предчувствие нехорошего бьет куда-то в район желудка и Уртии хочется закрыть уши руками, чтобы ничего не слышать – только она не успевает. – …умерла.
Уртия небрежно откидывает за плечо черную смоляную косу – ее локоны по-прежнему непослушны, а она… повзрослела. Повзрослела в тот самый день, когда узнала, что ее мать умерла по дороге к ней: слишком соскучилась в разлуке с дочерью, пересилила свое упрямство и отправилась в гости. Уртия кривит губы в улыбке и хватается за стамеску – ее совершенной, но еще не законченной статуе надо сгладить углы. Она ловко орудует инструментами, время от времени поглядывая на потрет десятилетней давности – счастливая Ул в кремовом платье, держащая за руку маленькую дочь в схожем наряде. Кто же знал, что Уртия, пересилив себя, приедет в день похорон… которые тоже пропустит. Все это ей рассказали те самые двое крепких парней, которые неожиданно оказались учениками матери: узкоглазого звали Лионом, и он сам напросился в ученики – мама была одним из самых известных скульпторов в округе. Второго звали Грей Фуллбастер, и мать забрала его из тюрьмы на поруки – большего о нем Уртия знать не желала. Ученики матери уехали, а она осталась в старом доме детства, где каждая мелочь дышала любимой Ул. Что же, она сама выбрала свое наказание и… богов, которым она готова была поверить.
- Мам, а почему именно ледяные боги? – ее мордашка вся в шоколадных крошках: мама к вечеру испекла чудесное печенье. Мама Ул медлит, тщательно вытирает лицо Уртии салфеткой, прежде чем ответить:
- Богов великое множество, дочка. Кто-то из них живет на юге, кто-то предпочел север, кто-то притаился в водных глубинах, а кто-то – в лесных дебрях. Богов великое множество, но они помогают нам, если для них есть капище.
- Ка-пи-ще? – Уртия по-слогам проговаривает незнакомое слово и с интересом косится на мать. – А что это?
- Место, где ты можешь встретиться с богами, - задумчивый взгляд матери устремлен вдаль, а ее рука рассеянно гладит волосы Уртии. Немного страшно, кажется, ее мама сейчас не здесь, а в этом странном месте с таким странным названием.
- Мам! – Уртия несмело дергает ее за рукав. – Так почему ледяные, почему не мраморные? Мы же скульпторы!
- Ох, дочка, - мама снова здесь и заливисто смеется, – мраморные боги? Только ты можешь такое придумать!
Уртия заливается румянцем.
- Сама же говорила, что богов множество! Там почему мраморным не быть?!
- Твоя правда, почему бы нет, - мама лукаво подмигивает. Уртия дуется: знает она этот взгляд. Мама опять над ней подтрунивает.
- Не смейся, - бурчит Уртия своим ботинкам.
Мама опускается на колени и крепко ее обнимает.
- Не буду, родная. А ты верь в ледяных богов, верь всем сердцем девочка, ведь они… подарили мне тебя.
И Уртия верит, теперь верит всем сердцем, потому что другого ей не остается. Жить без матери невыносимо, потерянные из-за ее упрямства годы жгут душу, а прежние желания не могут перекрыть ни боль, ни потерю. Мать верила в ледяных богов, молилась им, приносила дары… и у нее родилась дочь. Так чем сокровенное желание Уртии хуже?
Будь Уртия волшебницей, она бы изучила магию времени, она бы принесла сколько угодно жертв, повернула бы время вспять и воссоединилась с матерью вопреки всем и всему. Но в их мире магии нет, только старые да новые боги. Новым богам Уртия больше не верит, те не выполнили ее единственной просьбы – не сберегли мать, пока ее не было рядом. Старые боги, ледяные боги – на них вся надежда. Уртия чувствует за спиной стылое дыхание древних, чувствует их невыносимую для смертного силу, чувствует сдержанное одобрение в ответ на ее бесконечные молитвы.
В конце каждого рабочего дня, когда солнце вот-вот готово скрыться с небосвода, когда в мире властвуют сумерки, Уртия идет к старому-престарому источнику, о котором помнят разве что старожилы их городка. Источник мал, лишь тонкие струйки обжигающе холодной воды вырываются из-под могучего панциря льда. Вот оно – капище ледяных богов. Уртия встает на колени прямо на лед – ледяные боги своих детей не топят – тихо шепчет молитвы и поит источник своей собственной кровью. Тонкие струйки розовеют и слабо блестят в последних лучах уходящего солнца, а Уртия чувствует невесомое прикосновение к своим волосам: по своей прихоти боги стаскивают с нее заколку, расплетают косу – черные локоны развеваются на ветру. Уртия закрывает глаза – на внутренней стороне век отпечатывается сказка-видение: ледяная статуя улыбается ей той самой теплой улыбкой, ее улыбкой.
- Мама, а ледяные боги меня не обидят? – Уртия доверчиво прижимается к теплому материнскому боку.
- Нет, солнышко, тебя они не обидят, - мама ласково щелкает ее по носу. – Ледяные боги не обижают маленьких детей, они жестоки лишь ко взрослым врагам.
Уртия вздрагивает, ловит маму за руку и прижимает ее к груди, где громко стучит сердце.
- А тебя они не обидят? Ты же взрослая!
Мама смеется и крепко ее обнимает.
- Нет, солнышко, не обидят, ведь мое мастерство в созидании? А созидание – это?
- Благо, - важно кивает Уртия и тут же начинается смеяться: коварная мама решила ее пощекотать.
- Сила ледяных богов лежит в созидании, в людях с созидательным мастерством. Они наши друзья, помощники и защитники.
- Ледяные боги хорошие-е-е, - довольно зажмурившись, тянет Уртия.
- Ты права, доченька, - мама тепло улыбается.
День уходит за днем, солнце покидает небосвод и возвращается обратно, мелкий песок в древних часах неизменно достигает дна, а бесформенная глыба льда потихоньку превращается в самую прекрасную мать на свете. Уртия тщательно вытачивает каждую деталь, сглаживает неровные углы, рисует пенное кружево на низу платья, придает изящность тонким линиям рук, удивительно точно рисует каждую морщинку и родинку… и молится, просит не забывать ледяных богов о молчаливо заключенном договоре. Боги не отрицают, боги ждут – и Уртия что есть силы заставляет себя не спешить.
- Уртия, что самое опасное в нашем мастерстве? – мать отвлекается от работы и внимательно на нее смотрит. Уртия переминается с ноги на ногу – в их профессии много опасностей: заказчик может остаться недовольным статуей и не отдать денег, из-за небрежности мастера статуя может и вовсе не получиться… она перебирает варианты, но подходящего не находит.
- Не знаю, мама, - Уртия смиренно склоняет голову.
- Спешка, дорогая, - мать едва заметно улыбается. – Никогда не спеши в созидании. Прекрасное не терпит, когда его творят кое-как.
- Но… - Уртия хмурится, – не сказала бы, что спешу, но работу я делаю быстро и качественно!
Мама фыркает.
- Между сотворить и натворить – большая разница, милая.
Уртия невольно краснеет.
- Мам, ты вечно будешь мне это напоминать?!
- Скульптор – истинный мастер созидания: лишь полностью погрузившись в свое ремесло, он достигает необходимой скорости. Созидание – это магия, магия творения, - мама поправляет заколку на ее волосах. – В твоей статуе должен быть смысл, ты должна вложить в нее частичку души… чего не сделаешь в спешке.
- Кажется, я понимаю, мама.
Уртия не в силах сдвинуться с места, по щекам катятся слезы, сердце готово выпрыгнуть из груди – статуя идеальна, и она готова. Уртия снимает перчатку и делает неловкий шаг вперед – осторожно прикасается к щеке матери, но та холодна, как лед.
Все верно. Это и есть лед. Уртия в растерянности отступает. Где она промахнулась? Кривой рукав платья? А может, недостаточно тонкие пальцы? Или она не смогла изобразить улыбку матери? А может, ледяные боги… оставили ее?
Уртия всхлипывает, падает на колени, крепко обнимает себя руками и начинает раскачиваться. Все бесполезно. Она снова осталась одна…
Оконные ставни с грохотом распахиваются, одна из них не удерживается на старых скрипящих петлях и падает на каменный пол, а ледяной северный ветер проникает в мастерскую и… привычно стягивает с волос заколку. Неужели? Уртия замирает – ветер такой знакомый, такой обжигающе холодный, пронизывающий до костей, но в то же время заполняющий пустоту в душе. Тот самый ветер с капища!
Порывы ветра, нет, руки богов, толкают ее в сторону статуи – Уртия, сильно пошатываясь, послушно поднимается с колен, делает глубокий вздох, словно перед прыжком в воду, ступает вперед и… спотыкается, цепляется туфлей за кончик длинной юбки, падая прямо на статую. Уртия морщится, ледяная статуя – не мягкая подушка, щеку обжигает лед, но это не тот лед, с которым она работала! Дрожащими пальцами Уртия касается щеки матери и тут же отдергивает руку – она теплая! Не как у людей, но все-таки теплая. Уртия прижимается крепче к статуе, нет к своей матери, ведь ледяные боги никогда не обманывают – ей слышится тихое: Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук! Из груди Уртии вырывается истеричный смешок – ей почти не верится в происходящее.
Уртия обнимает мать, слушает ее едва заметное сердцебиение, чувствует тепло кожи, что скрыта подо льдом, но больше ничего не может. Не знает!
- Мамочка, что мне делать? Я так хочу тебя вернуть, - Уртия тихо всхлипывает и прижимается еще крепче. Она больше не может, она так устала страдать, ее души уже не хватает – ее не хватает. Уртия чувствует слабость в ногах, в желудке словно поселился ледяной ком, а сердце с каждым ударом посылает все больше и больше ледяных стрел. – Боги! Ледяные боги, верните ее! Я сделаю все, что угодно! Я заплачу любую цену! Я отдам все, что у меня есть, только верните… - Уртия затихает, захлебнувшись слезами. Сил нет, руки онемели и больше не могут крепко держаться за мать, ноги подкашиваются.
Она больше не может, даже ее чертового упрямства не хватает. Уртия с трудом расцепляет задеревеневшие пальцы и на негнущихся ногах отступает на шаг. В груди немилосердно колет, она больше не слышит, как оконные ставни бьются о стену, как скрипят старые петли, и завывает северный ветер – в ушах тихий писк, вроде бы едва слышный, но в тоже время заглушающий все остальные звуки. Уртия отступает еще на шаг и едва не падает – комната кружится перед глазами, писк в ушах превращается в равномерный гул, комната сереет, словно что-то невидимое пожирает все краски, в углах мастерской уже притаилась тьма. У Уртии нет сил даже на всхлипы, ей страшно – она не чувствует рук, она не чувствует ног, они ее не слушаются, застыли в одном положении, словно каменные. Уртия уже давно должна упасть, но почему-то не может. Кажется, сквозь гул кто-то кричит? Уртия не может повернуть голову, хотя зачем поворачивать? Все в серой дымке… В груди почти перестало колоть, кажется, внутри все тоже каменеет. Кто-то ее обнимает, Уртия чувствует на своей спине чужие ладони – такие горячие, почти обжигающе. По ее щекам катится что-то мокрое… капли? Слезы? Но почему? Она же не может плакать? Значит… кто-то другой? Мама?
Уртия слабо улыбается – боги услышали ее молитвы.
Автор: ***
Бета: ***
Фендом: Fairy Tail.
Тип: джен.
Жанр: ангст, драма, AU.
Персонажи: Уртия Милкович, Ул Милкович.
Рейтинг: G.
Размер: мини (2418 слов)
Предупреждения: нет.
Дисклеймер: Хиро Машима
Ключ: Ул Милкович.
Содержание: Уртия слабо улыбается – боги услышали ее молитвы.
От автора: Все в тексте.
читать дальшеУртия просыпается с рассветом. Белые строгие занавески без намека на нежность, мебель из темного дерева, небрежно сброшенный на пол плед – эту картину Уртия видит уже в сто первый раз. На тумбочке у изголовья простая ваза из темного стекла, в ней засохшие цветы, кажется, гиацинты и мутная, неприятно пахнущая вода – убрать бы, только вот у нее рука не поднимется. Каждая мелочь в доме детства имеет значение, каждая мелочь пропахла ею. Уртия сминает руками пододеяльник и крепко зажмуривается, стараясь сдержать слезы. Она соскучилась, безумно устала, и ей нечего делать без нее. Уртия перекатывается на другой бок, зажимая одеяло между коленями, а носом утыкается в еще теплую после сна подушку. Ей кажется, она тоже пахнет ею – бергамотом и лимоном. Только это все неправда – фантом, призрак, сладкие воспоминания с привкусом лжи, но не ее мать, с которой она так и не помирилась. Уртии хочется залезть в ракушку, сжаться в комочек и лежать там вечно, только не поймут – ни мать, ни она сама.
Уртия умывается ледяной водой из миски – та потрясающе бодрит и ненадолго отвлекает от тяжелых мыслей. Как раз то, что ей нужно. На спинке стула висят оставленный с вечера передник из мягкой кожи и черный шерстяной сарафан. Под низ Уртия надевает теплую рубаху да длинную нижнюю юбку в пол – отапливать мастерскую нельзя, иначе все ее начинания пойдут прахом.
В мастерскую Уртия спускается, натягивая на ходу перчатки из тонко выделанной кожи – похожие ей подарила Ул на ее десятилетие.
- У настоящего мастера должны быть собственные перчатки, - мама добродушно улыбается, глядя на озаренное счастьем личико дочери: та подпрыгивает от нетерпения, ей так хочется примерить обновку и опробовать ее на деле.
- Я теперь самый настоящий мастер, да, мама?! – в ее голосе отчаянная надежда и неприкрытая радость от чудесного подарка.
- Нет, Уртия, солнышко мое! – мама отрицательно качает головой и тут же лукаво подмигивает, маня пальчиком подойти ближе. – Но ты им станешь, я тебя всему обучу, - шепчет мама на ухо, и Уртия верит.
В мастерской Уртия осторожно снимает засовы и медленно открывает оконные ставни: петли скрипят, будто жалуются на старость. Уртия привычно хмыкает и берется за метлу – длинную, с изогнутым древком и ломкими прутьями. Перед работой в мастерской надо убраться – так всегда говорила мама.
- Уртия, положи стамеску на место! – мама грозит пальцем и протягивает ей метелку. Растерянная Уртия вертит ее в руках и смущенно смотрит на мать.
- Следует убраться, - терпеливо объясняет та, гладя немного расстроенную дочь по голове. Уртии капельку обидно, она ведь ожидала приключений, хотя-я… ее взгляд цепляется за мамину метлу – такую большую, волшебную, ну прямо как у ведьм из сказок!
Уртия горько улыбается и продолжает ловко орудовать метлой: когда-то ее чудесная сказка треснула, наткнувшись на острые края ее кажущейся взрослости, а она легкомысленно пустила все на самотек. Тяжелый вздох – какой же она была идиоткой! Гордой, своевольной и чертовски упрямой. Уртия винит себя каждый день, каждый прожитый час, а на мосту между виной и совестью неистово молится ледяным богам, молится о снисхождении и благе.
- Уртия, ну что ты делаешь? Почему не слушаешься? – голос у матери уставший, такой уставший, что Уртии невольно становится стыдно… на пару минут. Потом привычное упрямство берет вверх.
Она резко вскидывает голову, отчего вредная заколка снова сползает на кончики волос.
- Потому что я устала постоянно подчиняться, мама! – гневно шипит Уртия, убирая один из непослушных локонов за ухо. – Я хочу уехать, я хочу стать знаменитой, а не прозябать вместе с тобой в этом забытом людьми городишке!
Мать бледнеет, даже отступает на пару шагов.
- Тогда поезжай, - она отворачивается от нее, а у Уртии душа падает в глубокий колодец. – Раз тебе так нужны слава и признание, поезжай. Кто я такая, чтобы мешать.
Уртия кривит губы в улыбке и ставит метлу в угол – все чисто, теперь можно приступать к работе. Возле стены на небольшом возвышении – огромная глыба льда, которой только предстоит стать совершенством – тем самым совершенством, которым была ее мать. Жаль, Уртия поняла это так поздно.
Капюшон дорожного плаща давно съехал с головы, мокрая юбка затрудняет ходьбу, волосы так и норовят вылезти из-под крепкой заколки, по лицу маленькими струйками стекают дождевые капли – Уртии плевать, она торопится к матери.
Только дома хозяйничают посторонние. Два крепких парня – один черноволосый с угрюмым выражением лица, второй – беловолосый с по-восточному узкими глазами. Оба в черном, со сбитыми костяшками на руках.
- Кто вы? Где Ул Милкович?
Уртия переводит взгляд с одного на другого, а те переминаются с ноги на ногу и стараются на нее не смотреть. В горле пересыхает, сердце бухает, кровь стучит в висках.
- Где мама? – жалобно шепчет Уртия, хватая черноволосого за рукав.
- Учитель Ул… она, - в его синих глазах столько боли, что она невольно отшатывается. Предчувствие нехорошего бьет куда-то в район желудка и Уртии хочется закрыть уши руками, чтобы ничего не слышать – только она не успевает. – …умерла.
Уртия небрежно откидывает за плечо черную смоляную косу – ее локоны по-прежнему непослушны, а она… повзрослела. Повзрослела в тот самый день, когда узнала, что ее мать умерла по дороге к ней: слишком соскучилась в разлуке с дочерью, пересилила свое упрямство и отправилась в гости. Уртия кривит губы в улыбке и хватается за стамеску – ее совершенной, но еще не законченной статуе надо сгладить углы. Она ловко орудует инструментами, время от времени поглядывая на потрет десятилетней давности – счастливая Ул в кремовом платье, держащая за руку маленькую дочь в схожем наряде. Кто же знал, что Уртия, пересилив себя, приедет в день похорон… которые тоже пропустит. Все это ей рассказали те самые двое крепких парней, которые неожиданно оказались учениками матери: узкоглазого звали Лионом, и он сам напросился в ученики – мама была одним из самых известных скульпторов в округе. Второго звали Грей Фуллбастер, и мать забрала его из тюрьмы на поруки – большего о нем Уртия знать не желала. Ученики матери уехали, а она осталась в старом доме детства, где каждая мелочь дышала любимой Ул. Что же, она сама выбрала свое наказание и… богов, которым она готова была поверить.
- Мам, а почему именно ледяные боги? – ее мордашка вся в шоколадных крошках: мама к вечеру испекла чудесное печенье. Мама Ул медлит, тщательно вытирает лицо Уртии салфеткой, прежде чем ответить:
- Богов великое множество, дочка. Кто-то из них живет на юге, кто-то предпочел север, кто-то притаился в водных глубинах, а кто-то – в лесных дебрях. Богов великое множество, но они помогают нам, если для них есть капище.
- Ка-пи-ще? – Уртия по-слогам проговаривает незнакомое слово и с интересом косится на мать. – А что это?
- Место, где ты можешь встретиться с богами, - задумчивый взгляд матери устремлен вдаль, а ее рука рассеянно гладит волосы Уртии. Немного страшно, кажется, ее мама сейчас не здесь, а в этом странном месте с таким странным названием.
- Мам! – Уртия несмело дергает ее за рукав. – Так почему ледяные, почему не мраморные? Мы же скульпторы!
- Ох, дочка, - мама снова здесь и заливисто смеется, – мраморные боги? Только ты можешь такое придумать!
Уртия заливается румянцем.
- Сама же говорила, что богов множество! Там почему мраморным не быть?!
- Твоя правда, почему бы нет, - мама лукаво подмигивает. Уртия дуется: знает она этот взгляд. Мама опять над ней подтрунивает.
- Не смейся, - бурчит Уртия своим ботинкам.
Мама опускается на колени и крепко ее обнимает.
- Не буду, родная. А ты верь в ледяных богов, верь всем сердцем девочка, ведь они… подарили мне тебя.
И Уртия верит, теперь верит всем сердцем, потому что другого ей не остается. Жить без матери невыносимо, потерянные из-за ее упрямства годы жгут душу, а прежние желания не могут перекрыть ни боль, ни потерю. Мать верила в ледяных богов, молилась им, приносила дары… и у нее родилась дочь. Так чем сокровенное желание Уртии хуже?
Будь Уртия волшебницей, она бы изучила магию времени, она бы принесла сколько угодно жертв, повернула бы время вспять и воссоединилась с матерью вопреки всем и всему. Но в их мире магии нет, только старые да новые боги. Новым богам Уртия больше не верит, те не выполнили ее единственной просьбы – не сберегли мать, пока ее не было рядом. Старые боги, ледяные боги – на них вся надежда. Уртия чувствует за спиной стылое дыхание древних, чувствует их невыносимую для смертного силу, чувствует сдержанное одобрение в ответ на ее бесконечные молитвы.
В конце каждого рабочего дня, когда солнце вот-вот готово скрыться с небосвода, когда в мире властвуют сумерки, Уртия идет к старому-престарому источнику, о котором помнят разве что старожилы их городка. Источник мал, лишь тонкие струйки обжигающе холодной воды вырываются из-под могучего панциря льда. Вот оно – капище ледяных богов. Уртия встает на колени прямо на лед – ледяные боги своих детей не топят – тихо шепчет молитвы и поит источник своей собственной кровью. Тонкие струйки розовеют и слабо блестят в последних лучах уходящего солнца, а Уртия чувствует невесомое прикосновение к своим волосам: по своей прихоти боги стаскивают с нее заколку, расплетают косу – черные локоны развеваются на ветру. Уртия закрывает глаза – на внутренней стороне век отпечатывается сказка-видение: ледяная статуя улыбается ей той самой теплой улыбкой, ее улыбкой.
- Мама, а ледяные боги меня не обидят? – Уртия доверчиво прижимается к теплому материнскому боку.
- Нет, солнышко, тебя они не обидят, - мама ласково щелкает ее по носу. – Ледяные боги не обижают маленьких детей, они жестоки лишь ко взрослым врагам.
Уртия вздрагивает, ловит маму за руку и прижимает ее к груди, где громко стучит сердце.
- А тебя они не обидят? Ты же взрослая!
Мама смеется и крепко ее обнимает.
- Нет, солнышко, не обидят, ведь мое мастерство в созидании? А созидание – это?
- Благо, - важно кивает Уртия и тут же начинается смеяться: коварная мама решила ее пощекотать.
- Сила ледяных богов лежит в созидании, в людях с созидательным мастерством. Они наши друзья, помощники и защитники.
- Ледяные боги хорошие-е-е, - довольно зажмурившись, тянет Уртия.
- Ты права, доченька, - мама тепло улыбается.
День уходит за днем, солнце покидает небосвод и возвращается обратно, мелкий песок в древних часах неизменно достигает дна, а бесформенная глыба льда потихоньку превращается в самую прекрасную мать на свете. Уртия тщательно вытачивает каждую деталь, сглаживает неровные углы, рисует пенное кружево на низу платья, придает изящность тонким линиям рук, удивительно точно рисует каждую морщинку и родинку… и молится, просит не забывать ледяных богов о молчаливо заключенном договоре. Боги не отрицают, боги ждут – и Уртия что есть силы заставляет себя не спешить.
- Уртия, что самое опасное в нашем мастерстве? – мать отвлекается от работы и внимательно на нее смотрит. Уртия переминается с ноги на ногу – в их профессии много опасностей: заказчик может остаться недовольным статуей и не отдать денег, из-за небрежности мастера статуя может и вовсе не получиться… она перебирает варианты, но подходящего не находит.
- Не знаю, мама, - Уртия смиренно склоняет голову.
- Спешка, дорогая, - мать едва заметно улыбается. – Никогда не спеши в созидании. Прекрасное не терпит, когда его творят кое-как.
- Но… - Уртия хмурится, – не сказала бы, что спешу, но работу я делаю быстро и качественно!
Мама фыркает.
- Между сотворить и натворить – большая разница, милая.
Уртия невольно краснеет.
- Мам, ты вечно будешь мне это напоминать?!
- Скульптор – истинный мастер созидания: лишь полностью погрузившись в свое ремесло, он достигает необходимой скорости. Созидание – это магия, магия творения, - мама поправляет заколку на ее волосах. – В твоей статуе должен быть смысл, ты должна вложить в нее частичку души… чего не сделаешь в спешке.
- Кажется, я понимаю, мама.
Уртия не в силах сдвинуться с места, по щекам катятся слезы, сердце готово выпрыгнуть из груди – статуя идеальна, и она готова. Уртия снимает перчатку и делает неловкий шаг вперед – осторожно прикасается к щеке матери, но та холодна, как лед.
Все верно. Это и есть лед. Уртия в растерянности отступает. Где она промахнулась? Кривой рукав платья? А может, недостаточно тонкие пальцы? Или она не смогла изобразить улыбку матери? А может, ледяные боги… оставили ее?
Уртия всхлипывает, падает на колени, крепко обнимает себя руками и начинает раскачиваться. Все бесполезно. Она снова осталась одна…
Оконные ставни с грохотом распахиваются, одна из них не удерживается на старых скрипящих петлях и падает на каменный пол, а ледяной северный ветер проникает в мастерскую и… привычно стягивает с волос заколку. Неужели? Уртия замирает – ветер такой знакомый, такой обжигающе холодный, пронизывающий до костей, но в то же время заполняющий пустоту в душе. Тот самый ветер с капища!
Порывы ветра, нет, руки богов, толкают ее в сторону статуи – Уртия, сильно пошатываясь, послушно поднимается с колен, делает глубокий вздох, словно перед прыжком в воду, ступает вперед и… спотыкается, цепляется туфлей за кончик длинной юбки, падая прямо на статую. Уртия морщится, ледяная статуя – не мягкая подушка, щеку обжигает лед, но это не тот лед, с которым она работала! Дрожащими пальцами Уртия касается щеки матери и тут же отдергивает руку – она теплая! Не как у людей, но все-таки теплая. Уртия прижимается крепче к статуе, нет к своей матери, ведь ледяные боги никогда не обманывают – ей слышится тихое: Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук! Из груди Уртии вырывается истеричный смешок – ей почти не верится в происходящее.
Уртия обнимает мать, слушает ее едва заметное сердцебиение, чувствует тепло кожи, что скрыта подо льдом, но больше ничего не может. Не знает!
- Мамочка, что мне делать? Я так хочу тебя вернуть, - Уртия тихо всхлипывает и прижимается еще крепче. Она больше не может, она так устала страдать, ее души уже не хватает – ее не хватает. Уртия чувствует слабость в ногах, в желудке словно поселился ледяной ком, а сердце с каждым ударом посылает все больше и больше ледяных стрел. – Боги! Ледяные боги, верните ее! Я сделаю все, что угодно! Я заплачу любую цену! Я отдам все, что у меня есть, только верните… - Уртия затихает, захлебнувшись слезами. Сил нет, руки онемели и больше не могут крепко держаться за мать, ноги подкашиваются.
Она больше не может, даже ее чертового упрямства не хватает. Уртия с трудом расцепляет задеревеневшие пальцы и на негнущихся ногах отступает на шаг. В груди немилосердно колет, она больше не слышит, как оконные ставни бьются о стену, как скрипят старые петли, и завывает северный ветер – в ушах тихий писк, вроде бы едва слышный, но в тоже время заглушающий все остальные звуки. Уртия отступает еще на шаг и едва не падает – комната кружится перед глазами, писк в ушах превращается в равномерный гул, комната сереет, словно что-то невидимое пожирает все краски, в углах мастерской уже притаилась тьма. У Уртии нет сил даже на всхлипы, ей страшно – она не чувствует рук, она не чувствует ног, они ее не слушаются, застыли в одном положении, словно каменные. Уртия уже давно должна упасть, но почему-то не может. Кажется, сквозь гул кто-то кричит? Уртия не может повернуть голову, хотя зачем поворачивать? Все в серой дымке… В груди почти перестало колоть, кажется, внутри все тоже каменеет. Кто-то ее обнимает, Уртия чувствует на своей спине чужие ладони – такие горячие, почти обжигающе. По ее щекам катится что-то мокрое… капли? Слезы? Но почему? Она же не может плакать? Значит… кто-то другой? Мама?
Уртия слабо улыбается – боги услышали ее молитвы.
-
-
22.07.2014 в 23:44И Ул у вас очень живая получилась. И воспоминания такие детские, светлые.
В любом случае мне очень понравилось, спасибо, дорогой автор!
-
-
23.07.2014 в 01:36Мне не хотелось заострять на этом внимание: как-никак история о матери и дочке, а не об учениках матери.
И Ул у вас очень живая получилась. И воспоминания такие детские, светлые. Плюс боги, который вроде исполнили желание, но и цену взяли соответствующую.
Спасибо
Я вот только не поняла: Ул просила о дочери. И получила живую. Но сама не умерла. Мужа она заложила, что ли...
Я этот момент не продумала
В любом случае мне очень понравилось, спасибо, дорогой автор!
Моль в юбке, и вам спасибо
-
-
23.07.2014 в 01:44Да нет, оно вроде не выделяется, просто я пришла после Грей/Уртия, и мне было очень хорошо, когда она их спокойно выпроводила.
Я этот момент не продумала
Автор, а давайте заложим отца Уртии?
Простите, я упарываюсь.и вам спасибо
Всегда пожалуйста)
-
-
23.07.2014 в 01:52А, тогда понятно)
Автор, а давайте заложим отца Уртии? Простите, я упарываюсь.
А вдруг
Я не помню, что по канону случилось с отцом Уртии)-
-
23.07.2014 в 01:55И так выясняется, что добрая и милая Ур была не такой уж доброй и милой...
-
-
23.07.2014 в 02:00И дочке было в кого расти
По канону о нем нет ни слова. Вообще.
Можно от этого и танцевать)
-
-
23.07.2014 в 02:03Можно от этого и танцевать)
-
-
23.07.2014 в 23:20Ну, говорить, что текст хорош и грамотен, я не буду - это Вы и ваша бета сами знаете.
Уртир здесь мне очень понравилась. Хоть и AU, но я больше, чем уверена, что нечто сродни схожее она испытывала все годы со момента смерти матери. Ведь несмотря на обиду и злость, она продолжала любить Ур. И это гармонично вплелось в ваш фик.
А история и вправду хорошая, как сказала Моль, атмосферная. Понравилась идея про богов и то, что Ур вымолила свою дочь у них.
В общем, это самая лучшая работа, на мой взгляд.
Удачи и успехов в дальнейшем творчестве!
P.S. Скорей бы уже деанон произошел
-
-
23.07.2014 в 23:45Спасибо)) Главное - понравилось) Ключ мне тяжело дался - какую бы историю не придумывала, фик через несколько абзацев уже переставал быть фестивальным
В общем, это самая лучшая работа, на мой взгляд.
Льстите, но очень приятно))
-
-
23.07.2014 в 23:50Я не умею льстить, я всегда правду говорю!