Название: Ромашковый чай
Автор: ***
Бета: нет
Фендом: Fairy Tail.
Тип: джен
Жанр: постканон, драма, повседневность
Персонажи: Мираджейн, Леви(лотерейный)
Рейтинг: PG
Размер: мини
Предупреждения: ООС, несколько раз опоминаются разные ОС
Статус: закончен
Дисклеймер: Хиро Машима
Содержание: Когда-то она любила чай из белых цветов, бодрящий и терпкий. Теперь же пьёт вещи покрепче.
От автора: в какой-то степени здесь присутствует кроссовер: стихотворение в тексте принадлежит О.Громыко, а Храйк - персонаж её «Верных врагов».
читать дальше
Автор: ***
Бета: нет
Фендом: Fairy Tail.
Тип: джен
Жанр: постканон, драма, повседневность
Персонажи: Мираджейн, Леви(лотерейный)
Рейтинг: PG
Размер: мини
Предупреждения: ООС, несколько раз опоминаются разные ОС
Статус: закончен
Дисклеймер: Хиро Машима
Содержание: Когда-то она любила чай из белых цветов, бодрящий и терпкий. Теперь же пьёт вещи покрепче.
От автора: в какой-то степени здесь присутствует кроссовер: стихотворение в тексте принадлежит О.Громыко, а Храйк - персонаж её «Верных врагов».
читать дальше
Когда-то она любила чай из белых цветов, бодрящий и терпкий. Теперь же пьёт вещи покрепче.
Мираджейн ненавидит горький кофе. Как и ещё с полсотни вещей. Холодную постель и старый зонтик. Красивую фарфоровую чашку со сколотым краем и пустую клетку для птиц, что пылится в углу. Она ненавидит цветные сны, настолько яркие и реальные, что волшебница с криком просыпается во мраке. Сердце всегда бьётся бешено, оно желает проломить эту тесную клеть и вырваться, высвободиться, спастись! А Мира не может заснуть до рассвета, кутается в плед и шепчет молитвы несуществующему богу.
Во снах она видит несостоявшуюся свадьбу Эльфмана. Эвагрин в белоснежном платье-тоге кидает за плечо букет любимых орхидей. И ловит его, конечно, смущенная Эльза. И, конечно же, пристыжено отводит в тот миг глаза «Мистоган», которому кто-то наденет на смешную шапку венок из полевых цветов. И кто-то смеётся и пьёт, а кто-то и плачет. От счастья, конечно же! И пляшет мастер на столе, и что-то говорит Лаксас о трудностях семейной жизни и о том, что сам он никогда не женится. На это лишь щурит хитро синие глаза Лисанна и зовёт танцевать в бешеный круг. И внук мастера на удивление покорно идёт за ней вслед, грубой рукою так нежно и аккуратно касаясь тонких пальчиков…
Иногда Мираджейн видела иное в стране Морфея. Покосившийся домик в степи среди ковыля, усталого отца, неспешно идущего вдоль дороги по сухой траве и стоящую в дверях маму с крошкой-сестрёнкой на руках. Засыпающего за книгами брата-подростка и своё собственное отражение в большом зеркале прихожей их старой квартирки. Но чаще всего Мире снится горящий город и мерно стекающая по её щекам горячая жидкость – родная кровь. И тогда среди ночи в ужасе просыпается почти весь квартал Старой Магнолии. Вы когда-нибудь слышали, как плачут демоны?..
Каждое утро Мираджейн Штраус пьёт чёрный кофе без сахара из любимой чашки Лисанны и вешает по привычке зонтик на запястье, даже если небо улыбается ей синими глазами сестрёнки. И каждый вечер возвращается в холодную постель, чтобы снова видеть несостоявшееся счастье. А по осени она купит у заморского торговца маленькую птичку, серую и пугливую, и та будет жить в клетке, но лишь до весны. Мира выпустит её на майские праздники как велит обычай её родины. Как когда-то мама с отцом и братик с сестричкой.
Она никогда не любила ромашковый чай, но никогда не находила в себе смелости сказать об этом тётке. А та поила свою племянницу отваром из этой мерзкой полевой травы каждое утро и улыбалась, будто не замечая кислой мины «дочери этого ничтожества МакГардена». А может, и правда не замечала. Леви не знает, Леви не помнит. Леви давно не злиться.
Тётя Клодетта всем своим бумажным сердцем ненавидела покойную чету МакГарден, свою собственную родную сестру, что «предала семью, спутавшись с каким-то магом» и её мужа, «мерзавца и совратителя, обманувшего её наивную и глупенькую Жаклин». Леви никогда не обижалась на тётку, она её попросту не слушала. Потому что не нужно было.
Потому что, не смотря на все жестокие слова, сухая и пожелтевшая от времени душа тёти Клодетты больше всех на свете любила свою маленькую племянницу: дочку ненаглядной младшей сестрёнки и человека, страсть и влечение к которому она хранила в тайне до последних дней. Леви узнала об этом из неотправленного письма, что хранилось в самом дальнем и глубоком ящике резного письменного стола. Среди рукописей и записей с легендами Фиора тётя прятала свою душу, как сейчас прячем в витиеватых фразах и чернильных строчках свою боль и усталость её непутёвая племянница.
История Фиора. Многотомный труд не одного поколения семьи матери, тысячи записей, где факты неотделимы от вымысла. Его сохранили в дни голода и нищеты, не забыли и в дни благоденствия. Время пришло – и Леви тоже взяла перо в изуродованные сетью шрамов пальчики.
«…первый день Последних Магических Игр обернулся очередным триумфом прославленной и знаменито в те далёкие дни гильдии «Саблезубые». Для гильдии «Хвост Феи», что всё ещё была покрыта позором, первое июля обернулось плохим началом…»
Макая кончик пёрышка в ореховые чернила, маленькая волшебница порывается на мгновение отбросить в сторону свиток пергамента и написать на самом обычном листе лощеной бумаги совсем иное. Но тёмная капля тяжело падает над горлышком чернильницы, и рабочий кабинет под крышей снова наполняет мерный скрип.
«…третий же день был ярок и яростен, и принадлежал он двум великим женщинам из возрождающейся гильдии «Хвост Феи»: отважной и прекрасной воительницы Эльзе Скарлет, известной в Западных Землях как Титания - Королева Фей – и дочери знаменитого на весь Фиор Гилдартса Клайва, Кане Альбероне, искушённой в картах и алкоголе… И ликованием был полон стадион Крокуса: то было полная и такая желанная победа «фей»…»
Леви замирает на секунду, и строчки сливаются в единую кривую кляксу: волшебнице слова видится весёлая девчушка со смешным хвостиком, сидящая на столе и беззаботно болтающая изящной ножкой.
- …Леви-чан, так твоя тётя – знаменитый летописец и историк Клодетта де Маль?! Здорово! Я просто обожаю её «Легенды и предания народов Южных Степей в стихах и балладах»! Даже наизусть отрывок из оды некоего Храйка знаю! Сейчас, секундочку, я прочту его, Леви-чан…
- Безжалостны истории страницы,
Писать на них — удел не слабаков, - шёпот вырывается против воли, и перепачканные чернилами пальчики почти машинально касаются шрамов на лице. Как верны были строки того неведомого барда! - За каждой строчкой — чьи-то судьбы, лица,
Рев пламени, лязг стали, стук подков…
Первый день тех проклятых Игр! Люси плакала, много и долго, за закрытыми дверьми, чтобы выйти из душа бодрой и повеселевшей. Чтобы хотя бы казаться чуть сильнее. Чтобы не расстраивать ещё больше своих друзей. Нацу что-то громко говорил ей и обнимал за плечи своей совсем не приспособленной для нежностей рукой, и её подруга улыбалась, чуть сморщившись от боли, и тоже что-то громко ему отвечала, повеселевшая уже на самом деле от вина и тепла жесткой ладони Огненного Драгонслэера.
Первый день, когда они праздновали свой полный провал…
- …Но время — добрый друг и враг заклятый –
Неумолимо увлечет их в тень,
И станет для потомков просто «датой»
Кому-то жизнь перевернувший день, -
Седьмое июля. Кто видел тот день в цветущей столице, тот сед теперь, пусть даже молод. Кто видел, как рушился Меркурий, тот больше не верит сказкам о мудрых драконах и великих волшебниках. Кто пережил тот день, забудет ли он его когда?
- …И знали бы невольные герои,
Борясь, спасая, веря и любя,
Что, заполняя летописи кровью,
Ни капли не оставят для себя…
- …Восхитительный стих! Не правда ли, Леви-чан? Быть может и нам достанется три строчки в летописях?..
Сброшены на пол листья и свитки, и утекают чернила в щели меж деревянных половиц. Леви плачет, пряча лицо в ладонях, а душу – в словах. Несказанных и ненаписанных. Никогда больше не войдёт в эту комнату весёлая девчушка! Как никогда боле не узнать иному, её Драгонслэееру, как трепещет маленькое сердечко феи, стоит ему оказаться в его ладонях! Гаджил оставил ей жизнь и глухое «Беги отсюда, мелка!..» на прощанье. И теперь она может лишь писать, письма подруге в небо и очередную главу бесполезной истории, что написали кровью её друзья…
Леви МакГарден никогда не любила ромашковый чай, но когда в комнату под самой крышей вошла с подносом усталая и сутулая Мира, волшебница слова была готова целовать её пахнущие белыми цветами руки.
Её назвали просто мастером, за глаза – последним. И ей казалось почти до слёз смешно: за всю историю «Хвост Феи» лишь дважды возглавляла женщина. Первая – великая Мэйвис Вермилион, легендарный стратег и герой войн и битв былых времён, и она, Мираджейн. И на то не было воли покойного мастера, как не было и собственного честолюбивого желания власти. Так получилось, и Мира лишь пожала плечами: надо. Просто надо. Просто нет боле никого, кто бы мог встать на руинах их чести. Подняться с колен в полный рост и протянуть окровавленную руку к небу не в мольбе – в вызове. Мира не хотела этого: должна была.
Когда были собраны под ветхой крышей гильдии те немногие уцелевших в аду «фей», когда, сжав в кулак завещанную мёртвыми товарищами волю и редкую листовку с заданием, был сделан тот первый шаг – не в будущее, в прошлое скорее, когда свежие раны обернулись шрамами на душе и теле. Лишь тогда она, Последняя, позволила себе отчаяние и крик за закрытыми дверями.
Позже лишь она обрела свою опору, когда после трёх месяцев добровольно одиночества вышла из своей комнаты осунувшаяся волшебница слова. Мираджейн не сразу узнала ту Леви МакГарден, что знала не один год: детские глаза померли, то были глаза даже не девушки – женщины. Осиротевшей женщины, смирившейся со своей потерей.
Они никогда не были особо близки, не стали подругами и сейчас. Их объединяла лишь гильдия – островок покоя среди хаоса безумных дней.
И чай из белых цветов – единственное спасение в умершем мире.
Мираджейн ненавидит горький кофе. Как и ещё с полсотни вещей. Холодную постель и старый зонтик. Красивую фарфоровую чашку со сколотым краем и пустую клетку для птиц, что пылится в углу. Она ненавидит цветные сны, настолько яркие и реальные, что волшебница с криком просыпается во мраке. Сердце всегда бьётся бешено, оно желает проломить эту тесную клеть и вырваться, высвободиться, спастись! А Мира не может заснуть до рассвета, кутается в плед и шепчет молитвы несуществующему богу.
Во снах она видит несостоявшуюся свадьбу Эльфмана. Эвагрин в белоснежном платье-тоге кидает за плечо букет любимых орхидей. И ловит его, конечно, смущенная Эльза. И, конечно же, пристыжено отводит в тот миг глаза «Мистоган», которому кто-то наденет на смешную шапку венок из полевых цветов. И кто-то смеётся и пьёт, а кто-то и плачет. От счастья, конечно же! И пляшет мастер на столе, и что-то говорит Лаксас о трудностях семейной жизни и о том, что сам он никогда не женится. На это лишь щурит хитро синие глаза Лисанна и зовёт танцевать в бешеный круг. И внук мастера на удивление покорно идёт за ней вслед, грубой рукою так нежно и аккуратно касаясь тонких пальчиков…
Иногда Мираджейн видела иное в стране Морфея. Покосившийся домик в степи среди ковыля, усталого отца, неспешно идущего вдоль дороги по сухой траве и стоящую в дверях маму с крошкой-сестрёнкой на руках. Засыпающего за книгами брата-подростка и своё собственное отражение в большом зеркале прихожей их старой квартирки. Но чаще всего Мире снится горящий город и мерно стекающая по её щекам горячая жидкость – родная кровь. И тогда среди ночи в ужасе просыпается почти весь квартал Старой Магнолии. Вы когда-нибудь слышали, как плачут демоны?..
Каждое утро Мираджейн Штраус пьёт чёрный кофе без сахара из любимой чашки Лисанны и вешает по привычке зонтик на запястье, даже если небо улыбается ей синими глазами сестрёнки. И каждый вечер возвращается в холодную постель, чтобы снова видеть несостоявшееся счастье. А по осени она купит у заморского торговца маленькую птичку, серую и пугливую, и та будет жить в клетке, но лишь до весны. Мира выпустит её на майские праздники как велит обычай её родины. Как когда-то мама с отцом и братик с сестричкой.
* * *
Она никогда не любила ромашковый чай, но никогда не находила в себе смелости сказать об этом тётке. А та поила свою племянницу отваром из этой мерзкой полевой травы каждое утро и улыбалась, будто не замечая кислой мины «дочери этого ничтожества МакГардена». А может, и правда не замечала. Леви не знает, Леви не помнит. Леви давно не злиться.
Тётя Клодетта всем своим бумажным сердцем ненавидела покойную чету МакГарден, свою собственную родную сестру, что «предала семью, спутавшись с каким-то магом» и её мужа, «мерзавца и совратителя, обманувшего её наивную и глупенькую Жаклин». Леви никогда не обижалась на тётку, она её попросту не слушала. Потому что не нужно было.
Потому что, не смотря на все жестокие слова, сухая и пожелтевшая от времени душа тёти Клодетты больше всех на свете любила свою маленькую племянницу: дочку ненаглядной младшей сестрёнки и человека, страсть и влечение к которому она хранила в тайне до последних дней. Леви узнала об этом из неотправленного письма, что хранилось в самом дальнем и глубоком ящике резного письменного стола. Среди рукописей и записей с легендами Фиора тётя прятала свою душу, как сейчас прячем в витиеватых фразах и чернильных строчках свою боль и усталость её непутёвая племянница.
История Фиора. Многотомный труд не одного поколения семьи матери, тысячи записей, где факты неотделимы от вымысла. Его сохранили в дни голода и нищеты, не забыли и в дни благоденствия. Время пришло – и Леви тоже взяла перо в изуродованные сетью шрамов пальчики.
«…первый день Последних Магических Игр обернулся очередным триумфом прославленной и знаменито в те далёкие дни гильдии «Саблезубые». Для гильдии «Хвост Феи», что всё ещё была покрыта позором, первое июля обернулось плохим началом…»
Макая кончик пёрышка в ореховые чернила, маленькая волшебница порывается на мгновение отбросить в сторону свиток пергамента и написать на самом обычном листе лощеной бумаги совсем иное. Но тёмная капля тяжело падает над горлышком чернильницы, и рабочий кабинет под крышей снова наполняет мерный скрип.
«…третий же день был ярок и яростен, и принадлежал он двум великим женщинам из возрождающейся гильдии «Хвост Феи»: отважной и прекрасной воительницы Эльзе Скарлет, известной в Западных Землях как Титания - Королева Фей – и дочери знаменитого на весь Фиор Гилдартса Клайва, Кане Альбероне, искушённой в картах и алкоголе… И ликованием был полон стадион Крокуса: то было полная и такая желанная победа «фей»…»
Леви замирает на секунду, и строчки сливаются в единую кривую кляксу: волшебнице слова видится весёлая девчушка со смешным хвостиком, сидящая на столе и беззаботно болтающая изящной ножкой.
- …Леви-чан, так твоя тётя – знаменитый летописец и историк Клодетта де Маль?! Здорово! Я просто обожаю её «Легенды и предания народов Южных Степей в стихах и балладах»! Даже наизусть отрывок из оды некоего Храйка знаю! Сейчас, секундочку, я прочту его, Леви-чан…
- Безжалостны истории страницы,
Писать на них — удел не слабаков, - шёпот вырывается против воли, и перепачканные чернилами пальчики почти машинально касаются шрамов на лице. Как верны были строки того неведомого барда! - За каждой строчкой — чьи-то судьбы, лица,
Рев пламени, лязг стали, стук подков…
Первый день тех проклятых Игр! Люси плакала, много и долго, за закрытыми дверьми, чтобы выйти из душа бодрой и повеселевшей. Чтобы хотя бы казаться чуть сильнее. Чтобы не расстраивать ещё больше своих друзей. Нацу что-то громко говорил ей и обнимал за плечи своей совсем не приспособленной для нежностей рукой, и её подруга улыбалась, чуть сморщившись от боли, и тоже что-то громко ему отвечала, повеселевшая уже на самом деле от вина и тепла жесткой ладони Огненного Драгонслэера.
Первый день, когда они праздновали свой полный провал…
- …Но время — добрый друг и враг заклятый –
Неумолимо увлечет их в тень,
И станет для потомков просто «датой»
Кому-то жизнь перевернувший день, -
Седьмое июля. Кто видел тот день в цветущей столице, тот сед теперь, пусть даже молод. Кто видел, как рушился Меркурий, тот больше не верит сказкам о мудрых драконах и великих волшебниках. Кто пережил тот день, забудет ли он его когда?
- …И знали бы невольные герои,
Борясь, спасая, веря и любя,
Что, заполняя летописи кровью,
Ни капли не оставят для себя…
- …Восхитительный стих! Не правда ли, Леви-чан? Быть может и нам достанется три строчки в летописях?..
Сброшены на пол листья и свитки, и утекают чернила в щели меж деревянных половиц. Леви плачет, пряча лицо в ладонях, а душу – в словах. Несказанных и ненаписанных. Никогда больше не войдёт в эту комнату весёлая девчушка! Как никогда боле не узнать иному, её Драгонслэееру, как трепещет маленькое сердечко феи, стоит ему оказаться в его ладонях! Гаджил оставил ей жизнь и глухое «Беги отсюда, мелка!..» на прощанье. И теперь она может лишь писать, письма подруге в небо и очередную главу бесполезной истории, что написали кровью её друзья…
Леви МакГарден никогда не любила ромашковый чай, но когда в комнату под самой крышей вошла с подносом усталая и сутулая Мира, волшебница слова была готова целовать её пахнущие белыми цветами руки.
* * *
Её назвали просто мастером, за глаза – последним. И ей казалось почти до слёз смешно: за всю историю «Хвост Феи» лишь дважды возглавляла женщина. Первая – великая Мэйвис Вермилион, легендарный стратег и герой войн и битв былых времён, и она, Мираджейн. И на то не было воли покойного мастера, как не было и собственного честолюбивого желания власти. Так получилось, и Мира лишь пожала плечами: надо. Просто надо. Просто нет боле никого, кто бы мог встать на руинах их чести. Подняться с колен в полный рост и протянуть окровавленную руку к небу не в мольбе – в вызове. Мира не хотела этого: должна была.
Когда были собраны под ветхой крышей гильдии те немногие уцелевших в аду «фей», когда, сжав в кулак завещанную мёртвыми товарищами волю и редкую листовку с заданием, был сделан тот первый шаг – не в будущее, в прошлое скорее, когда свежие раны обернулись шрамами на душе и теле. Лишь тогда она, Последняя, позволила себе отчаяние и крик за закрытыми дверями.
Позже лишь она обрела свою опору, когда после трёх месяцев добровольно одиночества вышла из своей комнаты осунувшаяся волшебница слова. Мираджейн не сразу узнала ту Леви МакГарден, что знала не один год: детские глаза померли, то были глаза даже не девушки – женщины. Осиротевшей женщины, смирившейся со своей потерей.
Они никогда не были особо близки, не стали подругами и сейчас. Их объединяла лишь гильдия – островок покоя среди хаоса безумных дней.
И чай из белых цветов – единственное спасение в умершем мире.
-
-
23.02.2013 в 00:03Переживания их оставляют на душе яркий след, пропитанный запахом ромашек и шлейфом одиночества.
Спасибо, Автор!
-
-
25.02.2013 в 13:01Это великолепно, Автор-сама, больше слов нет
-
-
27.02.2013 в 18:56