Работа №9

[ft-festival]

Название: Так думают все
Автор: ***
Бета: ***
Фендом: Fairy Tail.
Тип: джен.
Жанр: дарк, AU.
Персонажи: Уртия Милкович, Зереф.
Рейтинг: R.
Размер: драббл (940 слов)
Предупреждения: нет.
Дисклеймер: Хиро Машима
Ключ: Зереф.
Содержание: Уртия сидит на крыше разрушенного храма, свесив ноги вниз, и аккуратным почерком выводит каждую букву в названии очередного покоренного ею с Зерефом города.
От автора: Автор считает, что Зереф прекрасный вариант для фика с темной Уртией.

Уртия сидит на крыше разрушенного храма, свесив ноги вниз, и аккуратным почерком выводит каждую букву в названии очередного покоренного ею с Зерефом города. Она водит кончиком пера по губам, марая его красной помадой, и улыбается – наблюдать за Зерефом, снующим по завоеванному городу, воистину забавно. Тот не скрывает своего детского любопытства, наклоняясь над ромашками – и она ни капли не удивится, если в конце дня ей преподнесут красивый букет, Зереф любознателен и обожает дарить подарки – в прошлый раз ей преподнесли премилых могильных червей, как раз после копания в очередных гниющих останках, валяющихся у дороги. Уртия любит такого Зерефа – без жалких слез и стенаний из-за загубленных людских жизней. Только черная волна удушающей магии впереди и сплошная смерть позади. Уртия отводит взгляд – кладет чуть не улетевший пергамент со списком в сумку, расправляет появившиеся на платье складки, убирает за ухо выпавшую из косы прядку, а потом возвращается взглядом к Зерефу: в новом мире наблюдать за самым страшным магом столетия – ее слабость.

Когда-то Уртия была простой волшебницей из могущественной темной гильдии, мечтала о новом мире, где будет жива ее мать, а все ее грехи простят без воздаяния. Когда-то она едва не пересеклась с одним из учеников ее матери и чуть не поверила, что Зереф может быть так по-человечески слаб и жалостлив. Когда-то Уртия остановилась на перепутье и… выбрала совершенно иную сторону: без надежды, без веры, без правды и лжи – сторону, где только один компонент – магия, что непокорна, как душа, оставившая тело в погребальном саване, магия, что не позволит воспользоваться собой задаром. Она черна от крови жертвоприношений и глуха к мольбам невинных. Ее бы обязательно запретили, если бы знали, что подобное существует. Тогда знали.

Уртия позволяет себе снисходительную усмешку – Зереф опять наткнулся на труп и теперь трется возле него, как малыш около притихшего от чужого внимания котенка. Она наклоняется вперед, чтобы лучше видеть, но не сильно, ей не хочется украсить землю еще одним продырявленным мешком с костями – Зереф беспечно копается в развороченной заклинанием грудной клетке, и даже с крыши храма Уртии видно, как по его тонким бледным пальцам медленно стекает кашица из сгустившейся черной крови, желто-зеленого гноя и парочки трупных червей. Уртия фыркает – сегодня Зереф опять будет жаловаться, что не нашел свежей игрушки, впрочем, сам виноват – не она решила поиграться в охотников и дичь, не она в первый день бродила по улицам с мерзкой улыбочкой на губах и разбрасывалась заклинаниями так, что по сторонам летели лишь куски мяса и осколки костей… всего лишь исполнила его просьбу и накрыла город ледяным куполом, закрыв все входы и выходы. Всего лишь разрушила храм, погребла находящихся там прихожан под тяжелыми плитами и уселась на крышу, чтобы наблюдать за своей прелестью.

Уртия не жалеет о выбранном пути, не жалеет о сотне жизней, брошенных на кровавый алтарь ее желаний. Она готова пройти по трупам еще раз, готова снова сделать тот самый выбор и опять ни на секунду не усомниться в нем.

Она плохо видит, что он делает – Зереф спиной закрывает все самое интересное. Уртия задумчиво закусывает губу: стоит окликнуть, или лучше воспользоваться телепатической связью? Оба варианта предполагают движение, а Уртии так не хочется, она сейчас во власти ленивой неги. Впрочем, решать уже и не надо: похоже, Зереф почувствовал ее пытливый взгляд. Он радостно улыбается в ответ на ее улыбку и весело машет ей зажатой в руке грязно-серой кишкой. Уртия снисходительно хмыкает на приветствие и мысленно ставит себе зарубку заставить Зерефа постираться – кончики склизкой кишки скрылись в рукаве волшебника, и даже при всей своей небрезгливости Уртии не хочется знать, что капает с этих кончиков.

Зереф ее константа, ее постоянная в этом чрезмерном хаосе изменений нового мира. Волшебники рождаются и умирают, бросают Зерефу вызов, вступают в схватку с ним и потом обязательно гибнут, а она неизменно следует за ним. Она его правая и единственная рука, верная соратница и помощница. С ней Зереф не надевает масок, с ней он такой, каким его выплюнул на свет мир.

Зереф снова увлечен потрошением трупа и не замечает вылезших из незаваленного обломками подвала трех перепуганных людишек. Уртия разочарованно цокает языком – предупреждала же! Опять кое-то забыл пустить едкую волну смерти, уничтожающую все живое на своем пути. Иногда эта забывчивость ее раздражает, но защищать его – ее прямая обязанность. Уртия лениво колдует Изгиб Времени – сотня маленьких обсидиановых шариков из прошлого, будущего и настоящего неслышно собираются вместе, и на них она тихо планирует вниз. У перепуганных людишек трясутся руки, зато глаза полны бешенства и неукротимого желания поквитаться с ее любимым магом. Уртия облизывает губы – надо сменить помаду, старая уже не такая вкусная, а вот цвет нужно оставить прежний. Красный – война, агрессия и страсть. Губы у нее красные, как кровь на белых мантиях Совета, только она не так щепетильна. Уртия склоняет голову на бок – какие храбрые людишки! Давно она таких не видела, очень давно. Уртия даже успевает проникнуться к ним симпатией, пока ее ледяные розы медленно прорастают через их тела, ломая кости, разрывая мышцы, кромсая нервы и кровеносные сосуды. А как не проникнуться? Те так красиво трепыхаются в объятьях ее ледяной магии – словно бабочки, пришпиленные иголкой к бумаге. Уртия жадно вглядывается в лицо одной из жертв, почти соприкасается с ней носами – у “бабочки” расширенные от боли и ужаса зрачки, и они так манят! Уртия не может отвести взгляд – в этих зрачках бьется едва заметная искорка, та самая искорка, что заставляет бренные тела двигаться и чувствовать, искорка жизни, которая сейчас дребезжит, почти как старенькая лакрима, купленная на черном рынке. У “бабочки” шевелятся губы, а в зрачках появляется то самое чувство обреченности. Искорка гаснет, гаснет, как задутая в длинном темном коридоре свеча.

Зереф преданно садится возле ее ног и с восхищением наблюдает как из глаз “бабочек” вылезают кроваво-красные бутоны, как в пробитых глазницах медленно распускаются окрашенные красным ледяные розы.

Зереф – ее мастер и господин, а она – его верная слуга.
Так думают все… а Уртия не переубеждает.