Работа №8

[ft-festival]

Название: Пробуждение
Автор: ***
Бета: ***
Фендом: Fairy Tail.
Тип: гет, джен
Жанр: драма, романс, даркфик, предканон
Персонажи: Мавис/Акнология; Зереф/Мавис
Рейтинг: PG-13
Размер: мини (3291)
Предупреждения: нет ничего вудее вуду
Дисклеймер: Хиро Машима.
Ключ: "сожаление"
Содержание: Много воды утекло, но Мавис ни о чём не жалеет. Почти.
От автора: Фактологии из канона по этому таймлайну нет вообще, посему AU не ставлю, равно как и OOC. Персонажи написаны с чистого листа, так как в манге, несмотря на свои неоднократные появления, они именно чистыми листами и остаются.

Прозрачные камешки — стекло, облизанное морем, — похожи на слёзы. Мавис пересыпает горсточку, старательно выбранную из принесенной штормом тины, из руки в руку, наблюдая за игрой рассветного солнца. Прямо на него она посмотреть не может, о чём в тайне давно сожалеет — солнце слепит, расплывается, ускользает из поля зрения. Лёгкие порывы ветра напоминают о том, что шторм может вернуться в любую минуту, но пока не оборачиваются внезапным вихрем, а только приносят прохладу и острый запах соли.

Акнология сидит напротив, подобрав под себя ноги, и читает очередную книгу. Мавис даже не нужно заглядывать за чёрную обложку, на которой нет ни единой буквы или другого обозначения, чтобы узнать, о чём он читает — разумеется, снова о драконах. Не откладывая книгу, он некоторое время шарит рукой в плотном бумажном пакете, а после достает на свет яблоко, отбрасывающее блики уже почти вставшего солнца не хуже, чем её камешки. Мавис улыбается и некоторое время наблюдает за тем, как ненормально острые зубы Акнологии равнодушно впиваются в кожицу, постепенно лишая яблока чудесной способности показывать солнце.

— Что читаешь? — она знает ответ, но никак не может найти другого вопроса, чтобы завести разговор.
— Ты что-то сказала? — Акнология отвечает спустя минуту, когда Мавис уже начала сомневаться в целесообразности беседы. Он вытирает руки о побелевшие от песка брюки, аккуратно кладет яблочный огрызок в пакет, и демонстративно откладывает книгу: злится. — Я же просил не отвлекать, — с мягким укором добавляет он.
— Я спросила о чём ты читаешь, — Мавис не хочет ссориться, поэтому последнюю фразу игнорирует. Из-за поднявшегося ветра волосы лезут ей в лицо и рот, а это мешает разговаривать. — Дай угадаю: снова о них?
— О них, — саркастично подтверждает он. — Ты же ещё совсем ребёнок, так от чего не веришь в чудеса?
— Почему не верю? — этот вопрос портит ей настроение, но виду Мавис не подает. Только прозрачные стеклышки-слёзы осыпаются из её невольно опустившихся рук. — Просто магия не кажется мне сказочной.
— Ну и глупая, — Акнология по-братски треплет её волосы. — Когда, если не сейчас, искать сказку во всём сущем?

Мавис не отвечает. Он ещё не знает, что вчера у Мавис появилось то, чего Акнология хочет больше всего на свете. Она же, в свою очередь, больше всего на свете не хочет его расстраивать.

***

Изморозь на окне подтаивает из-за горячего дыхания, расходясь миниатюрными трещинками там, где её ладонь легла на стекло не слишком ощутимо. Во дворе что-то весело напевает отец, немного захмелевший от тёплого вина, но оттого по-особенному благодушный. Он замахивается тяжелым, местами покрывшимся несмываемой ржавчиной топором, и Мавис со смесью восторга и ужаса наблюдает за тем, как кажущаяся неповоротливой и какой-то неуклюжей сталь вгрызается в промерзшее дерево. В доме так сладко пахнет печёными яблоками, что она никак не может выбрать: одеться потеплее и выйти во двор, чтобы удобнее было наблюдать за отцом, или остаться в доме и перекусить.

— Я встретил настоящего дракона! — когда Мавис решает выйти во двор, захватив с собой печёное яблоко, дверь отпирается без стука. Мама неодобрительно поджимает губы, но ничего не говорит — она знает, что больше у её дочери нет друзей. Никто не хочет знаться с ведьмой, кроме него. — Представляешь, он даже поговорил со мной!
— Ерунда, — категорично говорит Мавис, пытаясь заправить слишком густые для этого волосы под толстую шапку. — Драконы — это сказки. Да и не могут они разговаривать.
— Могут, — упрямо говорит Акнология. — Если хочешь, давай снова пойдем туда — я тебя с ним познакомлю.
— А пойдем, — соглашается Мавис и, игнорируя возмущенные крики матери, выбегает за ним во двор.

Она старается не отставать, но ноги то и дело проваливаются в высокие, достающие ему до колена, а ей и того выше, сугробы. Иногда Акнология останавливается, чтобы подождать её, но после, влекомый нетерпением, снова бежит так быстро, что Мавис даже опасается потерять его из виду, оставшись в лесу в одиночестве. Не то, чтобы она не знала этих мест, но некоторые страхи невозможно объяснить словами.

Когда она выдыхается так, что едва может стоять на ногах, Акнология резко останавливается. Он в замешательстве осматривает поляну, где, судя по сломанным деревьям и смятым кустам, ночная метель неистовствовала особенно сильно, а после разочарованно оседает в снег. Мавис смотрит на него сверху вниз с невысказанным торжеством — ишь что придумал, с драконом повстречался. Даже ей известно, что их не бывает.

— Но я видел, — только и говорит он, едва не плача от обиды и разочарования.

Мавис только разводит руками: ей с самого начала было понятно, что ничего интересного не произойдёт. Она смотрит на снег, искрящийся в солнечном свете, и, поддавшись настроению, быстро лепит крохкий из-за сильного холода снежок, швыряя его в Акнологию. Он попадает ему за шиворот и, спустя каких-то пару секунд, Акнология уже несётся на Мавис с боевым кличем и руками, полными холодного снега. Её нога цепляется за корень, коварно притаившийся под очередным сугробом, и Мавис с тоненьким визгом падает в примятый снег. То, что это гигантский след, она с высоты своего небольшого роста заметить не может.

***

Они прощаются поздно ночью, хотя до того прощались уже раз десять. Акнология сидит прямо на дорожной сумке, скрестив на груди руки, и неотрывно наблюдает за тем, как Мавис размешивает мёд в простой тёплой воде. Она всегда делает что-то подобное, когда нервничает — это позволяет голосу оставаться ровным. Мавис уже слишком взрослая, чтобы плакать, хотя по ней это совершенно незаметно: магия, подчас, принимает странные формы. Но наставник обещал, что со временем это пройдет — она обязательно вырастет.

— Ты точно решил пойти с ним? — в сотый раз переспрашивает она, будто действительно надеется, что он возьмет и передумает.
— Точно, — спокойно подтверждает Акнология. Мавис знает, что ему безмятежность тоже дается трудно, но, пожалуй, чуть легче, чем ей. Он оставляет просто друга, а она отпускает не просто друга — такая вот незначительная поправка, и такая огромная разница, почти пропасть. — Не переживай, я обязательно буду тебя навещать.
— Зачем дракон будет учить тебя убивать драконов? — этого она никак не может понять, сколько бы Акнология ни пускался в пространные объяснения.
— Они намного мудрее нас, — мягко убеждает он, вытягивая ниточки из дорожного мешка. Мавис теперь готова даже поклясться, что и он переживает. И не столько из-за того, что уходит, но из-за того, к кому уходит. — Он говорит, что грядет великая тьма. Люди должны научиться защищаться.

Они ещё несколько минут сидят молча, а теплая вода с мёдом медленно остывает, постепенно делая холодной и чашку. Мавис ставит её на пол, кладёт в неё ложку и поднимается, чтобы обнять Акнологию на прощание. Это наверняка со стороны выглядит слишком нелепо — они смотрятся, как старший брат и маленькая глупенькая сестренка, хотя у них всего полтора года разницы.

— Я сожалею, — тихо говорит Акнология, открывая дверь, чтобы уйти на долгие семь лет. Мавис почему-то очень хочется верить, что сожалеет он не только из-за своей странной магии, но и из-за её коварного дара.

***

Её двадцать первая осень похожа на шестнадцать предыдущих, которые она запомнила. Мавис срывает яблоки, готовые вот-вот от спелости свалиться сами собой, и складывает их в простую плетеную корзинку. Безумная женщина, проводящая всё время на побережье, швыряет в неё кусок тины, успевшей разложиться под ещё теплым осенним солнцем. Мавис не разбирает её презрительного шипения, но ей это и не нужно — иначе, как "проклятая ведьма" её здесь не называют. Даже несмотря на то, что многие давно уехали в соседние деревни совершенствовать пробудившийся дар и периодически возвращались, чтобы повидаться с родными — других волшебников привечали даже те, кто ненавидел её. Мавис осталась здесь — она не может бросить постаревших родителей, так и не сумевших завести ещё детей.

— Перетрудишься, — ласково говорит отец и замечает кусочек тины, прилипший к ей подбородку. — Эй, старая карга, — кричит он вслед сумасшедшей, снимая мерзость с лица Мавис, — с ребёнком ты смелая, а подойти ко мне...
— Папа, я не ребёнок, — рассерженно перебивает она. Мавис понимает: для родителей она навсегда останется маленькой девочкой, но это служит лишним напоминанием о том, что она никогда не вырастет. — Я могу сама за себя постоять.
— Конечно можешь, — отец ласково треплет её волосы, отросшие уже до самых колен, — но дай старому вояке снова почувствовать себя защитником прекрасной дамы.

Отец легко подхватывает её на руки, садит к себе на плечи и уносит в дом — пришло время обедать. Яблоки, благополучно забытые в саду, отражают блики пока ещё яркого осеннего солнца. Из окна Мавис любуется их глянцевой поверхностью, с грустью вспоминая человека, обещавшего её навещать.

***

Когда поздно ночью раздается неровный стук в дверь, Мавис поднимается первой. Не желая тревожить родителей, она на цыпочках крадется ко входу и осторожно отпирает засов — её магии хватит, чтобы справиться с даже с нетрезвой шайкой местных бездельников, но Мавис чувствует: пришел один человек. Она не сразу узнает того, кто буквально вваливается в дом, обхватив обеими руками живот. Когда он поднимает голову, ужас, который испытывает Мавис, перекрывает все остальные эмоции.

Акнология смотрит на неё покрасневшими не то от усталости, не то от страшной магии глазами, а его когда-то даже тонкие черты лица теперь скрыты за многочисленными, кое-где криво зашитыми шрамами. Она не сразу замечает, что руки у него все в крови — в его собственной крови, которой теперь вымазан и дощатый пол. Мавис закрывает двери, не давая ночному ветру пробраться в дом, и садится рядом с ним, осторожно разводя его руки в сторону. На животе у Акнологии неглубокая, но непрерывно кровоточащая рана — похоже, что она кровит уже несколько часов.

— Подожди здесь, — просит она, когда магия, наконец, останавливает кровотечение — на это требуется не меньше десяти минут. Когда папа поранил ногу, ей хватило пары секунд, чтобы полностью её восстановить. Ещё спустя час Мавис понимает: перед этой напастью она практически бессильна.

Несмотря на то, что его живот по-прежнему представляет собой месиво из крови и обрывков одежды, Акнология засыпает — прямо на полу, не найдя в себе сил подняться. Мавис осторожно убирает с его лица волосы, пропитавшиеся потом, и с ужасом осознает, что пришел действительно он. До этой секунды она надеялась, что случайный гость действительно таковым и окажется.

***

— Лакрима, — ухмыляется Зереф, без особого интереса рассматривая жуткую рану на животе Акнологии. Та снова начала кровоточить, несмотря на все усилия Мавис. — Пожалуй, я могу кое-что сделать.
— Что ты за это хочешь? — она слишком хорошо знает темного колдуна, которому даже в спину не говорят гадостей — Зереф слишком силён и опасен даже для тех, кто давно распрощался с остатками ума. — Я знаю, что ты никому не помогаешь просто так.
— О, всего ничего, — это значит, что хочет он слишком многого. Но Мавис согласна — если она не смогла помочь, то шанс есть только у Зерефа. — Мне нужно будет, чтобы ты открыла врата.
— Какие врата? — уточняет Мавис, но сразу же осознает: совершенно не важно, какие врата. Если потребуется, ради его спасения она откроет даже адские.
— Врата затмения, — Зереф уже понимает, что она согласна, поэтому, не тратя больше времени на разговор, начинает снова осматривать рану Акнологии. — Её вживлял кретин.

Когда Зереф запускает руку прямо в то, что Мавис сначала приняла за неглубокую рану, Акнология, наконец, приходит в себя, чтобы сразу же потерять сознание от боли. Она морщится, но ничего не говорит: Зереф не тот, кто станет заботиться о комфорте других людей. Наконец, он извлекает что-то чёрное, искрящееся даже в свете огня нескольких свечных огарков, и, повертев немного в руках, отправляет к себе в рот. Мавис морщится от омерзения, хочет отвернуться, но переводит взгляд на Акнологию и видит, как рана на его животе зарастает, несмотря на то, что никто даже не попытался снова вылечить его магией.

— У меня та же проблема, — говорит Зереф, проглатывая, наконец, отвратительный окровавленный камень. — Я навсегда останусь молодым.
— Это не проблема, — категорично отвечает Мавис, следя за тем, чтобы голос не дрогнул. — Для меня единственная проблема — страдание тех, кого я люблю.
— Мы похожи больше, чем тебе кажется, — на секунду блик одной из коротких свечей ложится неровным мазком на его лицо, а Мавис с удивлением понимает: Зереф улыбается совсем не так, как должен ужасный тёмный колдун. — Возможно, мы могли бы построить новый мир вместе.
— Меня устраивает и старый, — говорит она. Остаток вечера они проводят в молчании — Мавис пытается восстановить силы Акнологии с помощью простой целебной магии, а Зереф что-то чертит в толстой книге с переплетом, на котором нет ни единой буквы или другого обозначения.

***

Она помогает ему открыть врата, отдав столько магии, что даже успевает понадеяться — её больше не останется, она сможет вырасти, состариться и умереть. Но коварное волшебство, не желающее отпускать до конца, восстанавливается так быстро, что Мавис даже находит время на осознание того ужаса, который она сотворила. Эти драконы, выпущенные, кажется, действительно из преисподней, совсем не похожи на того, о котором рассказывал Акнология. Яростные и стремительные, они уничтожают всех, кто попадается им на пути. Совсем скоро от их деревни, равно как и от соседних, не остается и следа. К этому моменту родители Мавис мертвы уже два года, но она не может не заплакать, вспоминая прожорливое пламя, раз и навсегда превратившее в гарь и пепел дом, где она жила вместе с ними двадцать пять лет.

— Так не должно было случиться, — разводит руками Зереф. В его голосе нет никакого раскаяния. — Они должны были подчиниться мне, я бы взял тебя в новый мир.

Мавис не отвечает. Она размахивается и отвешивает ему пощечину, хотя для этого ей приходится встать на носочки. Зереф ничего не делает в ответ, но его глаза, и без того абсолютно непроницаемые, делаются ещё более тёмными. Мавис не может сдержать злые слёзы, и Акнология, появляющийся рядом с ней через секунду, только усугубляет отвратительное состояние беспомощного ужаса.

— Мы нашли решение, — его тяжелая, обожженная драконьим пламенем рука ложится к ней на плечо. Мавис стряхивает ее с себя, будто ядовитое насекомое. — Зереф знает, как остановить драконов.
— Так пусть останавливает! — в бешенстве кричит она, размазывая руками слезы по лицу. — Это он во всём виноват, это он должен всё исправлять. Не ты! Не ты...
— Без него не получится, — тихий и вкрадчивый, голос Зерефа звучит так, будто бы ей от него снова что-то требуется. Будто бы не он несколько лет превращал её друга, и без того натерпевшегося всякого, в озлобленное и ненормальное существо. — Он уничтожит их всех.
— Как? — истерика постепенно отступает, оставляя место тупому безразличию. Мавис понимает: что бы ни задумал Зереф, это снова обернется крахом всего, что она любит. — Ты собираешься заставить одного драгонслеера бороться с сотнями драконов?
— Нет, мой ученик, — это слово больно режет слух, — дорог мне, как память. Я собираюсь заставить одного дракона бороться с сотнями других.
— И где ты возьмешь дракона? — саркастично спрашивает Мавис. Ответ приходит к ней слишком поздно — так, что она не успевает ничего сказать, но Зереф прекрасно понимает: уточнять ничего не потребуется.

Ей кажется, что вокруг его мертвенно-белой руки, погружающейся в его собственное нутро, сгущается тёмное пламя. Лакрима, залитая кровью, измазанная обрывками плоти, переливается так, будто бы на неё падает солнце, которого давным-давно не видно из-за дыма и драконьих крыльев. "Всё будет в порядке", — ободряюще говорит ей Акнология, безо всякой брезгливости сжимая в руке жуткий кристалл, который Зереф даже не потрудился очистить. Когда она видит его глаза, на этот раз действительно покрасневшие и сузившиеся от страшной магии, Мавис чётко понимает: не будет.

***

Сердце Зерефа бьется у неё в руке. Мавис смотрит на него равнодушно — так, будто бы сжимает кусок коровьей печени. Зереф тоже не проявляет к нему особого интереса, больше интересуясь клинком, жадно поглощающим его кровь. Их единственный шанс остановить дракона Акнологию, давно переставшего делить мир на чёрное и белое, — кусок плоти, да её проклятая сила, не дающая Мавис превратиться в женщину даже теперь, когда минуло почти семьдесят лет. Она не медлит, вкладывая в заклинание всю ненависть, невысказанную за долгие десятилетия напрасной борьбы.

— Сработало, — говорит Зереф даже раньше, чем Мавис завершает заклинание. Она не спорит — магия не может не работать. По крайней мере не та, к которой они обратились. — Они станут последней надеждой людей. Ты не находишь это ироничным?
— Я нахожу ироничным только то, что не прирезала тебя ещё тогда, — Мавис с неудовольствием вспоминает, как доставала жертвенный клинок из глазницы последнего великана. — Теперь ничто не способно меня развеселить.
— Ну-ну, — Зереф пытается погладить её волосы, и Мавис в ужасе отскакивает в сторону, проклиная себя за страх и трепет перед его силой, который она пронесла через всю длинную жизнь, — скоро всё закончится. Мы должны его убить.
— А после я разберусь с тобой, — обещает она. Мавис давно не плачет: с тех пор, как Акнология не помнит даже её лица, прошло не одно десятилетие.

Они появляются буквально из ниоткуда, распространяя запах гниения, отчаяния и слепой ненависти. Их всего пятеро — это пока, после они разрастутся в легион, как и любая другая мерзость. Они приобретают человеческие черты неохотно, будто лепят сами себя из глины, больше похожей на червивую плоть, вымоченную в красном вине. Двое приобретают женские черты, двое — мужские, а один так и не превращается в человека, напоминая отвратительную одноглазую жабу.

— Вы должны его остановить, — говорит Зереф, хотя его творения знали об этом с самого начала. — Вы должны его остановить, а после получите всё, чего захотите.

Не глядя друг на друга, демоны сверлят взглядами сердце, внутри которого бьется ослепительный свет её магии — не такой уж и светлой, как может показаться простому человеку. Демоны прекрасно осведомлены о её разрушительной природе — она способна утолить любые их страсти. Мавис уже сейчас знает, что ни за что не расстанется с единственным оружием, которым можно раз и навсегда избавиться от Зерефа. Тот, впрочем, тоже об этом догадывается.

***

Она смотрит на солнце так, будто бы оно внезапно потухло — прямо, не пытаясь защитить глаза. Оно и правда совсем не похоже на то солнце, которое Мавис помнит с детства — яркое, согревающее, расписывающее бликами всё, начиная с обточенных морем стеклышек и заканчивая снегом. Пронзительный драконий рёв, иногда напоминающий отчаянный человеческий крик, вызывает у неё приступы тошноты и оглушительной боли. Она беспокойно крутит двумя пальцами длинный локон, другой рукой крепко сжимая своё ужасное оружие, получившее от Зерефа иронично-легкое и светлое название Люмен Этуаль.

— Так будет лучше для всех, — в сотый раз повторяет она, неотрывно наблюдая за демоническими отродьями, рассекающими когтями перепонки на драконьих крыльях. Перед тем, как упасть, Акнология ещё несколько раз плюет в них чёрным пламенем, будто пожирающим саму реальность, но демонам оно совершенно не вредит — эти создания пришли из мира, до которого не достанет пламя даже сильнейшего из драконов.
— Можешь попрощаться с другом, — милостиво разрешает Зереф, а Мавис сжимает его проклятое сердце изо всех сил. — Ты плохо выбираешь друзей, — он делает акцент на последнее слово, подчеркивая его двусмысленность. — Он, в отличие от меня, своё сердце тебе не отдал.

Она безо всякой опаски подходит к гигантскому дракону, который был бы способен погрести под собой целый город, если бы не сжег его дотла ещё много лет назад. Его узкие красные глаза — единственное, что осталось от Акнологии, которого помнит Мавис, но этого достаточно, чтобы не потерять надежду. Не оборачиваясь на Зерефа, она ещё раз изо всех сил сжимает сердце, буквально кипящее от её магии, и тихо шепчет: "Я найду средство". Дракон вряд ли слышит её обращение, но Мавис кажется, будто бы его веко чуть дернулось прежде, чем закрыться.

— Что ты творишь?! — кричит один из демонов, принявших человеческое обличье. Мавис не отвечает, тонкими нитями накладывая бесчисленные заклинания на их проклятые тела. Когда демоны находятся в полуметре от неё, последняя ослепительная вспышка растворяет их, не оставляя следа и от их создателя. Книга в чёрном переплете, на которой нет ни одной буквы или другого обозначения, одиноко лежит на разбитой драконьим хвостом земле.

***

— Мы станем волшебной гильдией! — восторженно кричит Мавис, повисая на шее у нового товарища. Тот скептически пожимает плечами, но спорить с сильнейшей не решается. — Хватит работать незаконно, пора заявить о себе на весь мир.
— Мы уж заявим, — сестра-погодка Прехта недобро на него посматривает. Им обоим только исполнилось восемнадцать — отличный возраст для того, чтобы вступить в гильдию. — Главное, чтобы расходы не покрыли доход.
— А как мы её назовём? — игнорируя тяжелый взгляд Ообы, встревает Прехт. — У каждой гильдии должно быть звучное название.
— Фейри Тейл, — не думая ни секунды, отвечает Мавис. В детстве она не верила в сказки, но теперь очень хочет хотя бы попытаться. И компания для этого подобралась соответствующая.

До её следующей встречи с Акнологией остается чуть меньше ста лет.