Работа №3

[ft-festival]

Название: Десять песчаных бурь
Автор: ***
Бета: Ragen
Фендом: Fairy Tail.
Тип: Джен
Жанр: Ангст; hurt/comfort
Персонажи: Кана; Мавис; Гилдартс — упоминается.
Рейтинг: G
Размер: Драббл (938 слов)
Предупреждения: Нет.
Дисклеймер: Хиро Машима.
Ключ: Мавис
Содержание: — Время не лечит ни черта, — Альберона ухмыляется и подставляет лицо дикому ветру. — А я и не удивляюсь уже, наверное.
От автора: я не знаю, получилось ли у меня воплотить то, что автор надеялся воплотить. Но если вы хоть немного задумались над тем, что здесь написано, то, значит, автор старался не зря.

— Зря. Актриса из тебя никакая.
Мавис аккуратно заправляет выбившуюся прядь за ухо и миролюбиво улыбается. Улыбка выходит немного скованной, немного натянутой, немного наигранной. Прямо в противовес слишком задумчивому взгляду Каны, что недоумённо оборачивается и смотрит с интересом, граничащим с некоторым раздражением. Оно обвивает настроение Альбероны удушающей змеёй и пресекает меланхоличные движения на корню.
Жгучее желание задать дерзкий вопрос «Что ты здесь забыла?» оказывается погребённым под серой данью уважения и интереса к персоне. Воспоминания о том, кто стоит перед волшебницей, заставляют характер и темперамент отойти на второй план, отдав ведущие роли былым манерам, которые исключительно редко проявляются у девушки.
Первая наклоняет голову набок, точь-в-точь как преданная овчарка, смотрящая на хозяина.
Вода покрывается рябью от хилого ветерка. Маленькие песчинки заброшенного пляжа исполняют незамысловатый танец, поддаваясь дуновениям.
Здесь пусто.
Именно этим место и влечёт Кану.
Здесь одиноко.
Прямо так, как Кане и нужно.
Раскинувшийся пейзаж, совсем не унылый, даже наоборот — иногда радует глаз. Здесь нет тяжёлой и трудолюбивой руки человека, что превращает всё в людскую красоту. Здесь нет и не будет этакого Мидаса, чьё прикосновение дороже золота. В прямом смысле.
— А я и не пытаюсь играть, — Кана убирает мешающийся локон за ухо и вновь кладёт руки на колени.
— Если так всё время горевать, не заметишь, как жизнь быстро пролетит, — Мавис аккуратно присаживается рядом с властительницей карт и начинает смотреть куда-то за горизонт. — Ты и оглянуться не успеешь, как начнёшь не замечать шрамы.
— Время не лечит ни черта, — Альберона ухмыляется и подставляет лицо дикому ветру. — А я и не удивляюсь уже, наверное.
Они молчат, словно нечего сказать, однако веяние немой многословности витает вокруг них неосязаемой прозрачной дымкой. Мавис понимает, что чувствует волшебница. Она сама была такой же. Прежде, чем умереть, Первая увидела смерть каждого из своих близких. Безликая Владычица с мраморными чертами и прозрачной пустотой в глазах забирала в свои объятия каждого дорогого ей человека по очереди, как падает идеально выстроенная линия домино.
Кана же всегда верила, что по всем правилам жизни чёрные и белые полосы чередуются, однако иногда и эти непреложные устои разбиваются вдребезги на мириады мелких, незначительных осколков, и вслед за чёрной полосой следует чёрная, вопреки всем законом мироздания.
— У тебя слишком пессимистичные мысли, Кана. Нельзя так…
— Я думаю на эту тему только в этот день, Мавис. Можно же ведь? Тем более, — Альберона говорит неуверенно, сбивчиво, сжимает костяшки до противного, режущего по ушам хруста и вновь распрямляет бледные обветренные пальцы. — У меня есть друзья, любящий муж, гильдия, что всегда поддержит. Мне хватает. По горло, — девушка щурится и устремляет взгляд за горизонт, туда, куда несколько ничтожно малых минут назад смотрела Первая. Так люди смотрят в недалекое будущее, так люди смотрят на мёртвых.
— Знаешь, — вновь начинает разговор. Так, будто до этого не звучало ни единого слова. — Он был хоть и никудышным родителем, но любил меня искренне и всячески старался быть похожим на хорошего отца, — Кана опускает голову вниз и смотрит на рассыпчатый песок пшеничного цвета.
— Продолжай. Я слушаю.
— Мне всегда хотелось быть похожей на него. На сильного, смелого... Но у меня никогда не было желания быть таким родителем. Иногда мне кажется, что я слишком многое упустила.
— Гилдартс перед смертью говорил то же самое, что сейчас говоришь ты. То же самое, что и мой отец. Считай: вы же все мои дети. Я знаю, что с каждым происходит... И, понимаешь, Кана, я никогда не забуду, как мне было в тот момент больно, но я пережила это и уже спустя несколько лет не сидела так в одиночестве, — если бы тело Мавис было не столь призрачным, её худощавые ножки утонули бы в золотистом песочном мареве, над которым она парит.
— Ты другое дело, — Кана это бурчит неразборчиво, едва слышно, как будто просто отмахивается от назойливой мошки.
— Нет, в этом мы с тобой похожи, не отрицай.
Снова замолкают, словно подтверждая правоту друг друга.
Кане хочется пожаловаться на судьбу, на людей, на тьму, что в последнее время уж слишком разбушевалась, но Альберона молчит, точно вкусила сласть кружащего голову и туманящего разум имбирного эля, к кружке с которым уже не прикасается десять лет. Тишина вокруг них ерошится.
— А я и не отрицаю. Пусть каждый думает, как хочет. У нас же говорят то, что жаждут говорить, — Кана знает, что этот бессмысленный диалог уж слишком долго длится; он муторный, скучный, но столь необходимый именно в этот день, когда, кажется, что эта жизнь бесконтрольна и никому неподвластна. Она повязывает чёрные ленты на фотографии без разбора — от всепоглощающей скуки и нудного течения.
Этот день всегда высасывает у Каны все соки и силы, что растекаются по обыкновению своему вместе с кровью по венам.
— Может, хватит уже горевать и пробовать на себе роль мученицы? — Мавис вновь задаёт этот вопрос и пытается ухватить белую меловую ракушку, что валяется неподалеку, но её руки проходят сквозь неё.
Кана ухмыляется и, купая ноги в тёплом песке, всё-таки встает с земли.
— Вот и правильно. Тебя дома ждут муж и дети, а завтра вновь встретит гильдия, и ты, наконец, сможешь улыбнуться.
Кана больше не смотрит на стоящую позади Мавис, которая уже начинает медленно растворяться в золотистом сиянии. Она просто символично делает шаг вперед. Они всегда с ней встречаются именно в этот день. Каждый год.
— И всё-таки, — Кана поворачивает голову, но не до конца, словно боится обернуться и вновь увидеть Сильнейшую, — время ни черта не лечит... И твои раны оно тоже не вылечило, Мавис.
Чёрную ленточку подхватывают своими объятиями ветра, и вместе с ними она летит куда-то туда, в неизвестность. С чуть пожухлых белых цветов опадают сморщенные, словно бы от старости, лепесточки.
Десять вёсен.
Десять лет.
А Кана до сих пор верит, что он вернётся. Потому что никогда не было такого, чтобы он не возвращался.
Десять мгновений этой жизни.
Пустынный пляж вновь приходит в однообразное уныние.
Кана сюда вернется. Через год. И когда-нибудь Кана разучится считать до десяти.
Чёрная ленточка окунается в море.