Работа №8.

[ft-festival]

Название: Агония
Автор: ***
Бета: нет
Фендом: Fairy Tail
Тип: слэш
Жанр: ангст, наверное
Персонажи: Грей/Нацу. Люси упоминается.
Рейтинг: что-то между PG-15 и R
Размер: мини
Предупреждения: ООС, бред, слэш.
Статус: закончен.
Дисклеймер: Хиро Машима.
Содержание: Самая страшная агония – внутренняя. Не тогда, когда горят твои органы: легкие, печень, сердце. А тогда, когда горит душа.
От автора: «Ключевым» героем является больше на Нацу, а Грей. Автор не виноват, герои сами расставили свои роли… Я, наверное, буду единственным человеком, написавшим в этом туре слэш. Чувствую себя белой вороной и заранее извиняюсь за бред больной фантазии! Но когда вы прочитаете, сильно не ругайтесь.

Агония.

Кажется, тогда она танцевала. Люси, сняв с себя всю одежду, оставшись только в светло-голубом белье, которое едва прикрывало интимные части ее тела, танцевала медленно, в так музыке вращая бедрами. И, кажется, Нацу смотрел с упоением.

Музыка была на удивление хорошая. То быстрая, то снова медленная, и было тяжело вспомнить точные ее нотки. Но она точно нравилась. Это было единственным, что Грей помнил наверняка после большой попойки в честь дня рождения Канны.

Альеброна была тогда особенно хороша, Грей отметил это сразу. Вот, только непонятно, почему именно она оставалась самой трезвой. Наверное, ее выдержка превышает выдержку всей вместе взятой гильдии. Еще бы! Столько пить в ее годы. Молодой организм быстро привыкает к новому.

Правда, не ко всему. У Грея тоже молодой организм, но странно было чувствовать возбуждение вовсе не от эротического танца Люси, а от человека, которому она его танцевала. Сквозь мутный, пьяный туман до Грея доходили отклики его чувств. Его злость, раздражение, замешательство, решительность.

В любом случае, сейчас, рассматривая свое измученное лицо в зеркале, Грей тяжело и учащенно дышал. Его мутило. И побледневшая кожа и мутные глаза, словно предвещая истощение из-за реакции организма на вчерашний веселый вечер.

Крепко сжимая рукой раковину, Фуллбастер старался дышать ровно. Блевотина, размазанная перед ним в раковине, медленно смывалась несильным потоком холодной воды. Ее журчание успокаивало и помогало немного отвлечься от тошнотворных звуков рвоты, когда все нутро словно выворачивается, единый порыв организма, запланированный на очищение. Плечи дрогнули, когда юноша снова согнулся, мертвой хваткой вцепившись в мрамор тонкими ледяными пальцами, снова чувствуя, как опустошается его желудок. Было бы чему, устало ухмылялся Грей. Все, что можно было выблевать, он выблевал еще пятнадцать минут назад. Теперь это только отвратительная жидковатая желчь с зеленоватым оттенком и противный запах.
Когда стало немного легче, измученный, юноша подставил ладони под воду. Омыл лицо и задрал челку, открывая лоб. Снова разглядывая свое бледное отражение, Грей замечал только черноту его глаз, так сильно выделяющихся в болезненной белизне собственной кожи.

Он почти ненавидит это лицо. Потому, что принимает неправильные решения.

Если бы сейчас Люси была здесь, она бы хлопала его по плечу, дружески. Она умеет. Так заботливо и ласково. Грею нравится это. Люси бы сочувственно гладила Грея по спине, когда его лопатки становились так отчетливо видны из-за того, что кожа натягивается, стоит только снова схватится за раковину, что есть силы. Люси бы подумала, что Грей чем-то отравился.

Но нет. Грей абсолютно здоров. Во всяком случае, физически.

Физически.

От осознания этого слова Грею снова стало плохо и новый порыв рвоты, который заключался практически в том, что юноша выплевывал последнюю желчь и воздух. Реакция изнеможенного организма – лишь плод помыслов, заключающихся в нервной системе. Самовнушение, заставляющее страдать организм.

Грей взвыл. Ему хватит и моральных мучений на несколько лет вперед.

В соседней комнате послышался шорох простыней и сиплый выдох, из-за чего Грей тут же замер, застыв, как одна из его прекрасных ледяных фигур, созданных в мгновение ока благодаря его чудесной магии. Самой красивой.
Грей всегда думал, что самая красивая магия – огненная, наверное, поэтому так раздражался «огненным» порывам Нацу.

Сердце екнуло, но когда шуршание исчезло, оставляя только журчание воды из под крана, Фуллбастер немного расслабился. Ему не удалось заметить, что его глаза сейчас расширенны из-за ужаса. Из-за стыда. Из-за ревности. Из-за злости.

Грей сам не понимает, как так получилось.

Люси танцевала медленно, в такт музыке. Теперь он отчетливо вспомнил розовую шевелюру. И пьяный, но осознанный взгляд Нацу. Наивный мальчик и злая соблазнительница. В тот момент Греем одолело чувство злости. Настолько нерушимой, непонятной, мерцающей в его голове, как сотня тысяч факелов. По внутреннему состоянию сейчас бурю его пылких, ярких эмоций можно было сравнить с пламенем.

Все было как в тумане. И Грей уже не помнил, сам Нацу вышел на улицу, или же Грей попросил его это сделать. Фуллбастер помнил только свою зависть, ревность и замешательство. Откуда все эти чувства? Вызваны они к Люси или… к Нацу?!

Тогда в голову сразу ударил запах свежести. После духоты и запаха сигарет, алкоголя и безудержного веселья (а оно тоже пахнет по-своему), это должно было освежить голову. Но Фуллбастер лишь почувствовал, как его голова начинает наливаться свинцом, сердце начинает стучать чаще, кровь пульсирует и отдается стуком в висках. Безумная тяга стала еще сильнее, а буря эмоций начинала сметать все границы, так четко расставленных Греем в собственном подсознании.

Это был шторм.

Нацу выглядел странно. Вместо смущения лишь потерянный взгляд, немного отстраненный и задумчивый. Странно было видеть его таким… растерянным? Грей убивал в себе желание прижать к себе такого Нацу в самом зародыше. Однако, оно все равно взяло вверх. По-своему.

- Ты в порядке? – рука медленно потянулась к плечу друга.
- Я пьян, - спокойно ответил юноша, после медленно повернулся корпусом.
Грей взъерошил свои волосы пятерней:
- Мне тоже кажется, что я перебрал, - пытаясь напустить на себя безразличный вид, прохрипел Грей, виновато улыбнувшись.
Потом они просто молча пошли. И вокруг все казалось лишь смазанной краской, как будто кто-то неаккуратно и торопливо вырисовывал окружающую обстановку, все внимание концентрируя только на двух силуэтах.

- Люси, она… - начал было Нацу, потом запнулся. – Я должен был возбудиться?
- Я бы возбудился, - быстро соврал Грей. Фуллбастер сам знает, что этого не было.
И парень тоже обеспокоен этим.
В голове пронеслась безумная мысль, которая была бы спасительным кругом в этом безразличном море безумия: «Может, мы импотенты?».

Стало бы смешно. Самоирония помогала дышать более спокойно. Пока не подвела к другой мысли, от которой сразу же онемели ноги.

С изумлением Грей вспоминает, как решив опровергнуть свою догадку, он резко развернул к себе Нацу, впиваясь в губы. Грубо заставляя рот открыться.
Страшно стало тогда, когда Нацу ответил. Когда он крепкими, шершавыми на подушечках пальцах руками обхватил лицо Грея, не давая отстраниться.
Настоящий ужас пришел тогда, когда уже в квартире Грея они быстро снимали одежду друг с друга, не в силах оторваться хоть на мгновенье. А после, такими же быстрыми, резкими движениями перебрались в постель, голые и мокрые от желания. Вспотевшие от волнения и страха быть отвергнутыми, от непонятного чувства наслаждения друг другом.

Ведь это неправильно.

Самое отчетливое воспоминание, заставляющее Грея краснеть – это стонущий Нацу, так сладко прогибающийся под ним, так сильно режущий кожу на руках и плечах короткими ногтями. Никогда бы Грей не подумал, что мужчина в порыве наслаждения может оставить порезы и ссадины намного глубже, чем женщина с самым изысканным маникюром.

Фуллбастер выключил воду. Его снова мутило, но теперь он уверен, что блевать ему больше нечем. Собрав всю волю в кулак, он зашел в свою комнату. Готовясь увидеть спящего Нацу, от которого по его телу разливались волны нового, странного и незнакомого, запретного желания. Опасаясь этого, Грей входил медленно. Неуверенно. Но разочарование разлилось в его сознании словно звук эха от колокола, когда Нацу уже одетый, сидел на кровати, расправляясь с ботинками.

Почему-то юноша думал, что вся одежда осталась на пороге, но, как оказалось, вся одежда Нацу была в этой комнате. Спешащий убраться из теплого ложа, Грей совсем не думал о том, как оценить беспорядок в его комнате.
«Ну, конечно! – иронично вторил внутренний голос. – Это же не ты, чтобы раскидывать одежду по поводу и вне зависимости от места и действия!».

- Привет, - хрипло сказал Грей, облокотившись о дверной проем плечом. Его била мелкая дрожь, которую он старался не показывать. Напрасно. Но Нацу все равно этого не заметит.

- Привет, - лицо Нацу озарила широкая добродушная улыбка.

Словно ничего не помнит. Словно ничего и не было.

Грей поджал губы от нежелания предстоящего разговора. Из этого нужно как-то выпутываться.
А может, Нацу ничего не помнит?! – надежда заставила сердце пропустить один удар.
Может, ничего не придется объяснять и все забудется, как страшный сон?! – второй удар.
Грей точно не забудет, - сердцебиение стабилизировалось.

- Как ты себя чувствуешь? Болит голова? – пытаясь не вкладывать в голос заботу, Грей старался выглядеть как обычно.

Нацу осмотрелся.
- Ну, все как обычно. Я в порядке.
Грей не знает, что сказать.
- А ты? – Нацу снова улыбнулся.

- Похмелье, - емкое слово, объясняющее его состояние. Не так сильно он и пил, но из всего, что можно было бы сравнить с состоянием, которое было сейчас, Грей выбрал бы именно «похмелье».
- Ты помнишь вчерашний… вечер? – Грей снова поджал губы.

Нацу опустил взгляд. Задумался.

Что он скажет?! – мускулы Фуллбастера напряглись, будто он вот-вот собирается совершить прыжок. Подобным образом напрягается и хищник перед добычей. Рывок!

Пусть будет «нет», - думает Грей.
И что будет? Фуллбастер останется один со своими мерзкими воспоминаниями, которые будет вспоминать с наслаждением садомазохиста? Как после всего этого смотреть в глаза Нацу? В глаза согильдийцев?
Лучше забыться мертвым сном.

Пусть будет «да», - в надежде кричит альтер эго.
Это было самое прекрасное, яркое и трепещущее впечатление в его жизни. Душесжигающие эмоции. И наслаждение, такое другое… такое, неизведанное.
Его бесконечно сильно тянуло к Нацу.
Как бы Грей хотел остаться с ним, вот только, что будут думать другие? И, главное, как себе признаться? Как понять себя и свои желания? И как смириться?

- В мельчайших подробностях, - спокойно отвечает Нацу. А после снова улыбка. Толи виноватая, толи ироническая…
Нацу сожалеет? Или Драгнил даже не думает стыдиться этого?
Черт! Как же сложно понять эмоции драгонослэера, когда своих понять не в силах!

- Я бы хотел, чтобы мы оба забыли это, как страшный сон, - слова вылетают изо рта сами по себе, прежде, чем Грей осознает их смысл.

Нацу широко открывает глаза. А потом смотрит в одну точку.
Грей, охваченный волнением, подходит к Драгнилу.

Раздался звук удара, Грей повалился на пол, потеряв равновесие. Челюсть громко хрустнула и кровь потекла из разбитой губы, боль тут же пронзила голову новой волной, охватывая и все остальное тело.

Словно в агонии горишь. Внутренне. И внешне.
Морально. Физически.
В прошлый раз эта агония была еще ярче, но не такой смертельной, как сейчас. Сердце будто вот-вот выпрыгнет из груди, ломая ребра.

- Да пошел ты, - с презрением выплевывает Драгнил, вытирая кровь с кулака.
Быстрыми шагами он выходит из комнаты, и потом слышится стук двери – ушел.

Грей полностью лег на пол, закрывая глаза. Приоткрыв рот, он почувствовал жалость. К самому себе. И чувство сожаления. Лицо сморщилось под наплывом эмоций. Между бровей залегла глубокая морщинка, брови выгнулись в сострадании к самому себе, изо рта вылетают едва различимые стоны-выдохи.

Грей ненавидит свое лицо.
Потому, что принимает неправильные решения.

На следующий день по приходу в гильдию, Грей узнал, что Нацу взял задание на месяц. Вместе с Люси.

А потом, совершенно случайно, нашел записку от Нацу. Его кривой, торопливый почерк гласил: «Гори ты в агонии, Грей Фуллбатер».