Название: Гнев
Автор: ***
Бета: небечено
Фендом: Fairy Tail.
Тип: джен
Жанр: драма
Персонажи: Эвергрин, Лаксас, Фрид, Бикслоу
Рейтинг: PG
Размер: мини (~2150 слов)
Предупреждения: ООС (все более дарковые, чем в манге)
Дисклеймер: Хиро Машима.
Ключ: Петуния – гнев, негодование, раздражение.
Содержание: они, может, и рады бы вырваться из того, во что он их втянул. Но чужой гнев, похожий на молнию, не отпускает…
От автора: «Фантазия» с другой стороны. Некоторые события арки незначительно изменены.
читать дальшеРозовый цветок был похож на маленькую трубу граммофона. Эвергрин шла, прижимая к груди горшок, стараясь защитить нежные лепестки от чужих прикосновений – в толпе опасностей для хрупкого растения хватало.
– Далась ей эта трава, – буркнул Бикслоу, – И без того в комнате протолкнуться негде.
– Везде растения, – поддержал его Фрид.
Эвергрин протиснулась между двумя покупателями у лотка, прижимая цветок к груди.
– Все равно сдохнет, – пообещал Бикслоу.
– У тебя не будет времени занести его в общежитие, – поддакнул Фрид. – Есть ли смысл?..
– Заткнитесь, – резко оборвала их Эвергрин, любуясь цветком. – Пока мы будем заняты заданием Лаксаса, он не успеет завянуть.
И снова прижала к себе горшок, защищая цветок.
Гнев Бикслоу был похож на сумасшествие. У его гнева было лицо безумца, выпученные глаза, перекошенный рот, полная непредсказуемость в действиях.
Фрид гневался редко, но его гнев напоминал темный поток. Однажды, на одном задании, Эвергрин попала под такое заклятие – и не смогла ни вырваться, ни выплыть, ни победить – поток тащил и тащил ее, впереди суля лишь смерть в непроглядном мраке.
Но страшнее всего был гнев Лаксаса. Он был жутким, как молния в его руках, и ослепляющим, как та же молния – в небе. От него нельзя было спрятаться и защититься, нельзя было спастись – если рядом не было подходящего громоотвода.
И сейчас Лаксас гневался. Эвергрин сидела в углу, на стуле, поджав ноги и прижимая к груди свежекупленный цветок, и радовалась только одному – тому, что это не она вызвала этот кошмар.
Фриду повезло меньше.
– Ты что сказал?! – Лаксас смотрел на него в упор, и глаза у него были совсем пустые – как будто не верного соратника перед собой видит, а какую-то мерзкую тварь, какое-то насекомое. Тут бы Фриду заткнуться и склонить голову, но, на свою беду, он попробовал объясниться:
– Лаксас, твой план сомнителен, – Эвергрин закрыла глаза и съежилась. Где-то рядом очень, очень тихо хмыкнул Бикслоу. – Неужели они не догадаются, что бежать надо поодиночке? Это решение лежит на поверхности. А если к бою с Бикслоу или Эвергрин они будут подключаться по очереди – будет плохо. При всей нашей силе, против толпы мы не потянем.
– Это твоя проблема! – рявкнул Лаксас. – Я тебе что сказал? Расставить ловушки! Твое дело – сделать так, чтобы они перебили друг друга. Иначе до деда не дойдет. Так что не трепись – а иди и делай. Самый умный нашелся.
– Не переоценивай наших товарищей, – последнее слово Бикслоу произнес с таким непередаваемым презрением, что Эвергрин подумала, что Лаксас сейчас смягчится – все-таки его идеи явно находили поддержку. – Ты думаешь, хоть один из них допрет бегать одному? Нет, они привыкли толпами – так и будут толпами. А дальше твои ловушки сделают свое дело.
Лаксас действительно смягчился:
– Слышал? А теперь вали и займись делом. На поезд до Магнолии опоздаешь.
Эвергрин открыла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как губы Фрида стискиваются в тоненькую черточку, он отрывисто кивает и, повернувшись, выходит из гостиничного номера. Лаксас повернулся к ним с Бикслоу – его глаза уже не были такими пустыми.
– Что это? – спросил он, показывая на горшок в руках Эвергрин.
– Цветок, петуния, – ответила она, удивляясь глупости его вопроса. – Я сегодня купила.
– И ты думаешь, у тебя будет время отнести его в общежитие?
– Не успеет он завянуть, пока мы будем гильдию выносить, – повторила она то же, что сказала днем Фриду и Бикслоу.
Лаксас пожал плечами и тут же забыл о цветке.
– Для тебя у меня другое задание будет. Ты слышала, что дед задумал? Они устраивают…
Гнев Лаксаса становился сильнее с каждым часом. Так, словно он всю жизнь мечтал об этом – свергнуть мастера и показать слабакам их место. И, что самое жуткое, этот гнев захватывал всех. Чем дальше – тем яснее видела Эвергрин в лице Бикслоу сумасшедший оскал, обтянутый кожей щерящийся череп и безумные глаза. Они ночевали в одном номере, никто не спал, и она постоянно подходила к зеркалу, чувствуя клокотавший внутри гнев на тех, кто отвергал и презирал силу во имя эфемерных идеалов «дружбы» и «товарищества». И чувствуя этот чужой гнев, Эвергрин смотрела в зеркало, боясь, что ее лицо тоже превратится в маску гнева…
…И встретивший их днем на перроне Магнолии Фрид был похож на тень себя. На тень, утонувшую в темном потоке.
– Сейчас Письмена не закончены, – объяснил он по дороге к гильдии. – Ради нашей же безопасности. «Пропускать лишь одного» и «Пропускать того, кто держится на ногах» – это уже два условия. Дополнительно прописать, что нас они не касаются – это третье условие, я не смогу. Поэтому когда я их закончу – нам лучше вместе тоже не ходить. В некоторых местах обойти Письмена не получится.
– И почему ты все еще не умеешь писать три условия? – спросил Лаксас.
Видимо, ночь наедине с рунами добавила Фриду смирения. Он не стал спорить, просто сухо ответил, не поднимая глаз:
– Я учусь, Лаксас.
– Надеюсь, из этих слабаков выйдет хороший экспериментальный материал, – отозвался Лаксас с каким-то исступленным нетерпением в голосе. – Не могу дождаться того момента, когда дед поймет, чего на самом деле стоит его хваленая гильдия…
Эвергрин посмотрела на Фрида – тот смотрел в землю, и его лицо было скрыто в тени волос. Потом оглянулась на Бикслоу – тот оскалился и показал язык.
– И вы мне поможете, – Лаксас говорил так, что возразить ему не представлялось возможным. Да и как можно было возражать этой силе, этому сметающему все на своем пути гневу?
Гроза, думала Эвергрин. Шторм. Ураган. Торнадо.
Она посмотрела на розовый цветок у себя в ладонях. Хрупкие, нежные лепестки. Мягкие листья. Тонкий стебель. Зачем она купила этот цветок и принесла сюда, где гнев и безумие?
Внезапная мысль прошила ее, но, посмотрев на Лаксаса, на Фрида и Бикслоу, которым передалось настроение лидера, Эвергрин решила ее не озвучивать.
– Фея – это про меня! Я – победительница!
Сначала эта идея не порадовала Эвергрин даже несмотря на то, что в душе она действительно считала себя лучшей. Просто не видела смысла доказывать это на заведомо несправедливом конкурсе. Кто станет голосовать за нее, пусть и самую лучшую, но появлявшуюся в гильдии раз в полгода, если есть Эрза и Мира, любимые и популярные?
Но сейчас она стояла на сцене и чувствовала, как что-то неведомое захлестывает ее, заставляя смеяться в эти испуганные и взбешенные лица. Ведь правда – слабаки. Недостойные. Жалкие. Даже Эрза с Мирой, те самые всеми любимые Эрза с Мирой не устояли перед ее взглядом.
Лаксас был прав. Лаксас всегда прав, и гнев его – справедлив.
– Надо выяснить, кто сильнейший в Фейри Тейле! – по левую руку оказался Фрид, и Эвергрин казалось, что только она видит темную тень за его плечами.
– Повеселимся? – справа от Лаксаса появился Бикслоу, и каждая его кукла добавляла в общую канву пронизанного гневом бытия еще толику безумия.
– Кто остался, тот и победил! – усмехнулся Лаксас, и в тот самый момент Эвергрин поняла, что пути назад нет. Что они уже связаны, что их, как щепки, тащит вперед, и пока Лаксас их не отпустит – их будет тащить дальше.
А Лаксас не отпустит.
Лаксас взял ее за руку.
…Свой цветок Эвергрин пристроила на полке, в углу собора, и кинулась к нему, как только они перенеслись туда. Таскаться с горшком было глупо, относить в общежитие – некогда. Эвергрин поставила цветок на полку, надеясь, что к Лаксасу никто не подберется, а если подберется – не будет устраивать побоище прямо здесь.
Впрочем, чтобы дойти сюда, им – слабакам и ничтожествам – требовалось сначала победить.
– Идите на места, – отрывисто велел Лаксас.
Эвергрин переглянулась с парнями. Фрид кивнул и подошел к выходу из собора.
– Идите по отдельности, – напомнил он и вышел.
– Жалко, девчонки все в камне, – вслух посетовал Бикслоу. – Я бы с этой блондинкой с сиськами подрался…
– Не убей мой цветок, – напоследок попросила Эвергрин.
Лаксас расхохотался.
– Мы тут насекомых давим, веселье – а ты за цветок переживаешь?
– На то я и фея среди демонов, – прошептала Эвергрин, но он ее не услышал.
Во время боя с Эльфманом она засомневалась.
То ли вдали от Лаксаса влияние его и той атмосферы, что его окружала, слабело, то ли бить членов гильдии действительно оказалось труднее, чем она думала. Тем более, Эльфмана она хорошо знала, он еще с детства был в гильдии и изрядно примелькался – хоть близко они и не общались. Эвергрин знала, что сильнее, знала, что победит – не может не победить. Ради Лаксаса. Ради высокой планки, взятой ими – заявления, что вчетвером они могут победить сотню. Она не могла проиграть парню, слабому настолько, что не уберег собственную сестру.
Она не могла проиграть никому из них. Никому из тех, на кого был направлен всепоглощающий гнев Лаксаса. Но все равно почему-то сомневалась. И почему-то основой ее сомнений, символом, вехой, за которую цеплялось сознание, был цветок – миниатюрная розовая граммофонная труба в окружении темно-зеленых листьев. Она сама берегла этот цветок. Лаксас пообещал не уничтожать его. Разве могут те, что трепетно заботятся о цветке, хладнокровно и безжалостно сражаться с людьми, причем – не чужими людьми? Ведь молния, та самая молния, в которой Эвергрин в последнее время видела лишь угрозу, на самом деле была чистым светом…
Это не члены гильдии, успокаивала себя Эвергрин. Это слабаки, результаты ошибки Макарова. Результаты того, во что он скатил гильдию, проповедуя свои дурацкие идеалы. Но перед глазами все равно вставал цветок – зеленое и розовое в коричневом глиняном горшке.
Но потом неведомо откуда появилась Эрза, и видение исчезло, словно его и не было.
– Где Лаксас? Говори сейчас же!
Эвергрин лежала на земле, спиной чувствуя все неровности мостовой. Было во всем этом что-то неправильное и неучтенное. Она не могла проиграть. Никто не фехтует ногами, это невозможно. Случилась какая-то ошибка, прорыв в ткани мироздания, и сейчас через другой прорыв должна была пробиться молния и превратить эту выскочку в прах…
Было больно. Эрза стояла над ней и хмурилась. Эвергрин делала вид, что не слышит вопроса.
– Еще раз спрашиваю – где Лаксас?
Эвергрин откашлялась:
– Слушай, – начала она, стараясь, чтобы голос звучал естественно. – Иди…
Вспомнился Фрид, похожий на тень. Вспомнился Бикслоу с его безумным смехом. Вспомнился Лаксас – ярко, как на одном из портретов Ридаса. Тогда вокруг него не было этого всепоглощающего гнева, а в его взгляде и словах не прыгали молнии. Но портрет все равно вышел тяжелым и источающим какую-то скрытую угрозу. Он не нравился ни Ридасу, ни Макарову, но неожиданно понравился Лаксасу. И сейчас Эвергрин вспомнила тот портрет, вспомнила напряжение, исходящее от него. Вспомнила тот гнев, что окружал его в последнее время. Вспомнила, как гнев этот заразил сначала неспокойного Бикслоу, потом – хладнокровного Фрида, а в конце – и ее. Вспомнила, как Эрза фехтовала ногами, вспомнила, что само то, что с нее спало заклятие, было нечестным – она и так была достаточно крута, чтобы еще невосприимчивые к магии глаза иметь! – и почувствовала, как внутри что-то закипает. Она, как и все остальные – слабачка, неспособная победить кроме как несправедливыми уловками.
Лаксас был прав.
И хоть был день, и небо было ясное – на долю секунды Эвергрин увидела, как небеса вспарывает ослепительная молния.
– Надеюсь, он тебя убьет, – сказала она в спину уходящей Эрзы.
Та вздрогнула, но не обернулась.
– Мы сошли с ума, – прошептал Фрид.
Он уже в который раз пытался встать – и не мог. Хватался за стену, царапал ногтями камень – и оставался сидеть. И Эвергрин не могла ему помочь – сама еле шевелилась. Даже странно было, что они смогли проползти такое расстояние и встретиться у собора – откуда доносились звуки битвы.
Бикслоу не было. Наверное, он до сих пор не пришел в себя. Ну, ехидно подумала Эвергрин, хоть мечта его сбылась. С грудастой блондинкой он подрался.
Фрид больше не казался тенью. Просто – избитым парнем с обреченным спокойствием во взгляде.
– Мы не должны были вестись, – продолжал он. – Я должен был остановить его. Я попробовал, но отступил, а должен был настоять!
А вот в Эвергрин спокойствия не было вовсе. Темное волнение, охватившее ее, когда Эрза победила, не отпускало ее. И она хотела, страстно хотела победы их всех – Бикслоу, Фрида, Лаксаса. Тех, кто повел ее за собой, захватил и заставил поверить в праведность этого гнева.
Бикслоу проиграл новенькой девчонке и сейчас валялся без сознания где-то в городе.
Фрид сдался Мире и сейчас пытался встать, хотя ноги не держали его.
Они оказались слабы. Не магией – они оказались слабы, потому что не смогли помочь Лаксасу, сделать то, что он велел. Лаксас заряжал их, вел их, иногда – тащил их, а они отплатили тем, что перегорели сразу, как только против них встали те самые идеалы, которые они раньше так смело попирали.
Эвергрин тоже проиграла – но она хотя бы оказалась верной. Она хотя бы не несла эту чушь, которую сейчас, в беспамятстве ли – боги, пожалуйста, пусть это действительно будет беспамятство, пусть он не думает так на самом деле! – нес Фрид.
– Мы должны были остановить его, – сказал он, бросил попытки подняться, сидя на земле, прислонился плечом к стене и закрыл глаза.
– Нет, – ответила Эвергрин. – Не должны.
Она встала на четвереньки и медленно поползла в сторону входа в собор. Дверь была уже выбита, и кто именно ее выбил, в суматохе боя было непонятно. Из здания все так же доносился грохот. Кажется, Лаксас кого-то бил. Нет, лучше, точнее, честнее – убивал.
– Дед! Эрза! Мистган! Я всех вас уничтожу! – рявкнул он.
Эвергрин ухватилась пальцами за косяк и заглянула в собор.
Нацу и этот перебежчик Гаджил – откуда он тут взялся?! – лежали на полу, а над ними стоял изменившийся, страшный Лаксас, и свет окружал его.
Свет, молнии и ослепляющий гнев.
– Закон Фей, – проговорил то ли Нацу, то ли Гаджил, и Эвергрин поняла, что это правда.
И свет вокруг Лаксаса с ослепительного и пугающего стал теплым. Несущим надежду.
– Давай, Лаксас, – прошептала она. – Давай!
И в этот самый момент шурупы, держащие полку в углу, не выдержали – она грохнулась на пол, и горшок разбился, а розовый цветок исчез в одной из многочисленных трещин в плитах.
Эвергрин этого не заметила.
Автор: ***
Бета: небечено
Фендом: Fairy Tail.
Тип: джен
Жанр: драма
Персонажи: Эвергрин, Лаксас, Фрид, Бикслоу
Рейтинг: PG
Размер: мини (~2150 слов)
Предупреждения: ООС (все более дарковые, чем в манге)
Дисклеймер: Хиро Машима.
Ключ: Петуния – гнев, негодование, раздражение.
Содержание: они, может, и рады бы вырваться из того, во что он их втянул. Но чужой гнев, похожий на молнию, не отпускает…
От автора: «Фантазия» с другой стороны. Некоторые события арки незначительно изменены.
читать дальшеРозовый цветок был похож на маленькую трубу граммофона. Эвергрин шла, прижимая к груди горшок, стараясь защитить нежные лепестки от чужих прикосновений – в толпе опасностей для хрупкого растения хватало.
– Далась ей эта трава, – буркнул Бикслоу, – И без того в комнате протолкнуться негде.
– Везде растения, – поддержал его Фрид.
Эвергрин протиснулась между двумя покупателями у лотка, прижимая цветок к груди.
– Все равно сдохнет, – пообещал Бикслоу.
– У тебя не будет времени занести его в общежитие, – поддакнул Фрид. – Есть ли смысл?..
– Заткнитесь, – резко оборвала их Эвергрин, любуясь цветком. – Пока мы будем заняты заданием Лаксаса, он не успеет завянуть.
И снова прижала к себе горшок, защищая цветок.
Гнев Бикслоу был похож на сумасшествие. У его гнева было лицо безумца, выпученные глаза, перекошенный рот, полная непредсказуемость в действиях.
Фрид гневался редко, но его гнев напоминал темный поток. Однажды, на одном задании, Эвергрин попала под такое заклятие – и не смогла ни вырваться, ни выплыть, ни победить – поток тащил и тащил ее, впереди суля лишь смерть в непроглядном мраке.
Но страшнее всего был гнев Лаксаса. Он был жутким, как молния в его руках, и ослепляющим, как та же молния – в небе. От него нельзя было спрятаться и защититься, нельзя было спастись – если рядом не было подходящего громоотвода.
И сейчас Лаксас гневался. Эвергрин сидела в углу, на стуле, поджав ноги и прижимая к груди свежекупленный цветок, и радовалась только одному – тому, что это не она вызвала этот кошмар.
Фриду повезло меньше.
– Ты что сказал?! – Лаксас смотрел на него в упор, и глаза у него были совсем пустые – как будто не верного соратника перед собой видит, а какую-то мерзкую тварь, какое-то насекомое. Тут бы Фриду заткнуться и склонить голову, но, на свою беду, он попробовал объясниться:
– Лаксас, твой план сомнителен, – Эвергрин закрыла глаза и съежилась. Где-то рядом очень, очень тихо хмыкнул Бикслоу. – Неужели они не догадаются, что бежать надо поодиночке? Это решение лежит на поверхности. А если к бою с Бикслоу или Эвергрин они будут подключаться по очереди – будет плохо. При всей нашей силе, против толпы мы не потянем.
– Это твоя проблема! – рявкнул Лаксас. – Я тебе что сказал? Расставить ловушки! Твое дело – сделать так, чтобы они перебили друг друга. Иначе до деда не дойдет. Так что не трепись – а иди и делай. Самый умный нашелся.
– Не переоценивай наших товарищей, – последнее слово Бикслоу произнес с таким непередаваемым презрением, что Эвергрин подумала, что Лаксас сейчас смягчится – все-таки его идеи явно находили поддержку. – Ты думаешь, хоть один из них допрет бегать одному? Нет, они привыкли толпами – так и будут толпами. А дальше твои ловушки сделают свое дело.
Лаксас действительно смягчился:
– Слышал? А теперь вали и займись делом. На поезд до Магнолии опоздаешь.
Эвергрин открыла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как губы Фрида стискиваются в тоненькую черточку, он отрывисто кивает и, повернувшись, выходит из гостиничного номера. Лаксас повернулся к ним с Бикслоу – его глаза уже не были такими пустыми.
– Что это? – спросил он, показывая на горшок в руках Эвергрин.
– Цветок, петуния, – ответила она, удивляясь глупости его вопроса. – Я сегодня купила.
– И ты думаешь, у тебя будет время отнести его в общежитие?
– Не успеет он завянуть, пока мы будем гильдию выносить, – повторила она то же, что сказала днем Фриду и Бикслоу.
Лаксас пожал плечами и тут же забыл о цветке.
– Для тебя у меня другое задание будет. Ты слышала, что дед задумал? Они устраивают…
Гнев Лаксаса становился сильнее с каждым часом. Так, словно он всю жизнь мечтал об этом – свергнуть мастера и показать слабакам их место. И, что самое жуткое, этот гнев захватывал всех. Чем дальше – тем яснее видела Эвергрин в лице Бикслоу сумасшедший оскал, обтянутый кожей щерящийся череп и безумные глаза. Они ночевали в одном номере, никто не спал, и она постоянно подходила к зеркалу, чувствуя клокотавший внутри гнев на тех, кто отвергал и презирал силу во имя эфемерных идеалов «дружбы» и «товарищества». И чувствуя этот чужой гнев, Эвергрин смотрела в зеркало, боясь, что ее лицо тоже превратится в маску гнева…
…И встретивший их днем на перроне Магнолии Фрид был похож на тень себя. На тень, утонувшую в темном потоке.
– Сейчас Письмена не закончены, – объяснил он по дороге к гильдии. – Ради нашей же безопасности. «Пропускать лишь одного» и «Пропускать того, кто держится на ногах» – это уже два условия. Дополнительно прописать, что нас они не касаются – это третье условие, я не смогу. Поэтому когда я их закончу – нам лучше вместе тоже не ходить. В некоторых местах обойти Письмена не получится.
– И почему ты все еще не умеешь писать три условия? – спросил Лаксас.
Видимо, ночь наедине с рунами добавила Фриду смирения. Он не стал спорить, просто сухо ответил, не поднимая глаз:
– Я учусь, Лаксас.
– Надеюсь, из этих слабаков выйдет хороший экспериментальный материал, – отозвался Лаксас с каким-то исступленным нетерпением в голосе. – Не могу дождаться того момента, когда дед поймет, чего на самом деле стоит его хваленая гильдия…
Эвергрин посмотрела на Фрида – тот смотрел в землю, и его лицо было скрыто в тени волос. Потом оглянулась на Бикслоу – тот оскалился и показал язык.
– И вы мне поможете, – Лаксас говорил так, что возразить ему не представлялось возможным. Да и как можно было возражать этой силе, этому сметающему все на своем пути гневу?
Гроза, думала Эвергрин. Шторм. Ураган. Торнадо.
Она посмотрела на розовый цветок у себя в ладонях. Хрупкие, нежные лепестки. Мягкие листья. Тонкий стебель. Зачем она купила этот цветок и принесла сюда, где гнев и безумие?
Внезапная мысль прошила ее, но, посмотрев на Лаксаса, на Фрида и Бикслоу, которым передалось настроение лидера, Эвергрин решила ее не озвучивать.
– Фея – это про меня! Я – победительница!
Сначала эта идея не порадовала Эвергрин даже несмотря на то, что в душе она действительно считала себя лучшей. Просто не видела смысла доказывать это на заведомо несправедливом конкурсе. Кто станет голосовать за нее, пусть и самую лучшую, но появлявшуюся в гильдии раз в полгода, если есть Эрза и Мира, любимые и популярные?
Но сейчас она стояла на сцене и чувствовала, как что-то неведомое захлестывает ее, заставляя смеяться в эти испуганные и взбешенные лица. Ведь правда – слабаки. Недостойные. Жалкие. Даже Эрза с Мирой, те самые всеми любимые Эрза с Мирой не устояли перед ее взглядом.
Лаксас был прав. Лаксас всегда прав, и гнев его – справедлив.
– Надо выяснить, кто сильнейший в Фейри Тейле! – по левую руку оказался Фрид, и Эвергрин казалось, что только она видит темную тень за его плечами.
– Повеселимся? – справа от Лаксаса появился Бикслоу, и каждая его кукла добавляла в общую канву пронизанного гневом бытия еще толику безумия.
– Кто остался, тот и победил! – усмехнулся Лаксас, и в тот самый момент Эвергрин поняла, что пути назад нет. Что они уже связаны, что их, как щепки, тащит вперед, и пока Лаксас их не отпустит – их будет тащить дальше.
А Лаксас не отпустит.
Лаксас взял ее за руку.
…Свой цветок Эвергрин пристроила на полке, в углу собора, и кинулась к нему, как только они перенеслись туда. Таскаться с горшком было глупо, относить в общежитие – некогда. Эвергрин поставила цветок на полку, надеясь, что к Лаксасу никто не подберется, а если подберется – не будет устраивать побоище прямо здесь.
Впрочем, чтобы дойти сюда, им – слабакам и ничтожествам – требовалось сначала победить.
– Идите на места, – отрывисто велел Лаксас.
Эвергрин переглянулась с парнями. Фрид кивнул и подошел к выходу из собора.
– Идите по отдельности, – напомнил он и вышел.
– Жалко, девчонки все в камне, – вслух посетовал Бикслоу. – Я бы с этой блондинкой с сиськами подрался…
– Не убей мой цветок, – напоследок попросила Эвергрин.
Лаксас расхохотался.
– Мы тут насекомых давим, веселье – а ты за цветок переживаешь?
– На то я и фея среди демонов, – прошептала Эвергрин, но он ее не услышал.
Во время боя с Эльфманом она засомневалась.
То ли вдали от Лаксаса влияние его и той атмосферы, что его окружала, слабело, то ли бить членов гильдии действительно оказалось труднее, чем она думала. Тем более, Эльфмана она хорошо знала, он еще с детства был в гильдии и изрядно примелькался – хоть близко они и не общались. Эвергрин знала, что сильнее, знала, что победит – не может не победить. Ради Лаксаса. Ради высокой планки, взятой ими – заявления, что вчетвером они могут победить сотню. Она не могла проиграть парню, слабому настолько, что не уберег собственную сестру.
Она не могла проиграть никому из них. Никому из тех, на кого был направлен всепоглощающий гнев Лаксаса. Но все равно почему-то сомневалась. И почему-то основой ее сомнений, символом, вехой, за которую цеплялось сознание, был цветок – миниатюрная розовая граммофонная труба в окружении темно-зеленых листьев. Она сама берегла этот цветок. Лаксас пообещал не уничтожать его. Разве могут те, что трепетно заботятся о цветке, хладнокровно и безжалостно сражаться с людьми, причем – не чужими людьми? Ведь молния, та самая молния, в которой Эвергрин в последнее время видела лишь угрозу, на самом деле была чистым светом…
Это не члены гильдии, успокаивала себя Эвергрин. Это слабаки, результаты ошибки Макарова. Результаты того, во что он скатил гильдию, проповедуя свои дурацкие идеалы. Но перед глазами все равно вставал цветок – зеленое и розовое в коричневом глиняном горшке.
Но потом неведомо откуда появилась Эрза, и видение исчезло, словно его и не было.
– Где Лаксас? Говори сейчас же!
Эвергрин лежала на земле, спиной чувствуя все неровности мостовой. Было во всем этом что-то неправильное и неучтенное. Она не могла проиграть. Никто не фехтует ногами, это невозможно. Случилась какая-то ошибка, прорыв в ткани мироздания, и сейчас через другой прорыв должна была пробиться молния и превратить эту выскочку в прах…
Было больно. Эрза стояла над ней и хмурилась. Эвергрин делала вид, что не слышит вопроса.
– Еще раз спрашиваю – где Лаксас?
Эвергрин откашлялась:
– Слушай, – начала она, стараясь, чтобы голос звучал естественно. – Иди…
Вспомнился Фрид, похожий на тень. Вспомнился Бикслоу с его безумным смехом. Вспомнился Лаксас – ярко, как на одном из портретов Ридаса. Тогда вокруг него не было этого всепоглощающего гнева, а в его взгляде и словах не прыгали молнии. Но портрет все равно вышел тяжелым и источающим какую-то скрытую угрозу. Он не нравился ни Ридасу, ни Макарову, но неожиданно понравился Лаксасу. И сейчас Эвергрин вспомнила тот портрет, вспомнила напряжение, исходящее от него. Вспомнила тот гнев, что окружал его в последнее время. Вспомнила, как гнев этот заразил сначала неспокойного Бикслоу, потом – хладнокровного Фрида, а в конце – и ее. Вспомнила, как Эрза фехтовала ногами, вспомнила, что само то, что с нее спало заклятие, было нечестным – она и так была достаточно крута, чтобы еще невосприимчивые к магии глаза иметь! – и почувствовала, как внутри что-то закипает. Она, как и все остальные – слабачка, неспособная победить кроме как несправедливыми уловками.
Лаксас был прав.
И хоть был день, и небо было ясное – на долю секунды Эвергрин увидела, как небеса вспарывает ослепительная молния.
– Надеюсь, он тебя убьет, – сказала она в спину уходящей Эрзы.
Та вздрогнула, но не обернулась.
– Мы сошли с ума, – прошептал Фрид.
Он уже в который раз пытался встать – и не мог. Хватался за стену, царапал ногтями камень – и оставался сидеть. И Эвергрин не могла ему помочь – сама еле шевелилась. Даже странно было, что они смогли проползти такое расстояние и встретиться у собора – откуда доносились звуки битвы.
Бикслоу не было. Наверное, он до сих пор не пришел в себя. Ну, ехидно подумала Эвергрин, хоть мечта его сбылась. С грудастой блондинкой он подрался.
Фрид больше не казался тенью. Просто – избитым парнем с обреченным спокойствием во взгляде.
– Мы не должны были вестись, – продолжал он. – Я должен был остановить его. Я попробовал, но отступил, а должен был настоять!
А вот в Эвергрин спокойствия не было вовсе. Темное волнение, охватившее ее, когда Эрза победила, не отпускало ее. И она хотела, страстно хотела победы их всех – Бикслоу, Фрида, Лаксаса. Тех, кто повел ее за собой, захватил и заставил поверить в праведность этого гнева.
Бикслоу проиграл новенькой девчонке и сейчас валялся без сознания где-то в городе.
Фрид сдался Мире и сейчас пытался встать, хотя ноги не держали его.
Они оказались слабы. Не магией – они оказались слабы, потому что не смогли помочь Лаксасу, сделать то, что он велел. Лаксас заряжал их, вел их, иногда – тащил их, а они отплатили тем, что перегорели сразу, как только против них встали те самые идеалы, которые они раньше так смело попирали.
Эвергрин тоже проиграла – но она хотя бы оказалась верной. Она хотя бы не несла эту чушь, которую сейчас, в беспамятстве ли – боги, пожалуйста, пусть это действительно будет беспамятство, пусть он не думает так на самом деле! – нес Фрид.
– Мы должны были остановить его, – сказал он, бросил попытки подняться, сидя на земле, прислонился плечом к стене и закрыл глаза.
– Нет, – ответила Эвергрин. – Не должны.
Она встала на четвереньки и медленно поползла в сторону входа в собор. Дверь была уже выбита, и кто именно ее выбил, в суматохе боя было непонятно. Из здания все так же доносился грохот. Кажется, Лаксас кого-то бил. Нет, лучше, точнее, честнее – убивал.
– Дед! Эрза! Мистган! Я всех вас уничтожу! – рявкнул он.
Эвергрин ухватилась пальцами за косяк и заглянула в собор.
Нацу и этот перебежчик Гаджил – откуда он тут взялся?! – лежали на полу, а над ними стоял изменившийся, страшный Лаксас, и свет окружал его.
Свет, молнии и ослепляющий гнев.
– Закон Фей, – проговорил то ли Нацу, то ли Гаджил, и Эвергрин поняла, что это правда.
И свет вокруг Лаксаса с ослепительного и пугающего стал теплым. Несущим надежду.
– Давай, Лаксас, – прошептала она. – Давай!
И в этот самый момент шурупы, держащие полку в углу, не выдержали – она грохнулась на пол, и горшок разбился, а розовый цветок исчез в одной из многочисленных трещин в плитах.
Эвергрин этого не заметила.
@темы: Работы, Цветочный фестиваль
Хочу сказать - фик замечательный. И стиль понравился, и громовержцы. И вообще автор, я вас люблю Точка зрения громовержцев на фт, оказывается, очень даже интересная.
Точка зрения тех, кто по другую сторону баррикад всегда интересная) А Эвергрин - ну не зря же она считает себя лучшей феей))
автор
Цветок у вас -что в плане смысла, что в плане предмета - вписан просто отлично, так что мне остается только поапплодировать))
За что зацепился глаз:
Эвергрин протиснулась между двумя покупателями у лотка, прижимая цветок к груди.
Абзацем раньше у вас прописывалось это же действие.
и не смогла ни вырваться, ни выплыть, ни победить – поток тащил и тащил ее
Вот здесь лучше двоеточие, а не тире))
Абзацем раньше у вас прописывалось это же действие.
Знаю, но я это списала на то, что они в принципе сквозь толпу пробираются.
Вот здесь лучше двоеточие, а не тире))
Да, действительно лучше, спасибо, учту))
Ну, по мне, уточнение все же лишнее.
Еще раз спасибо за хороший фик)
Ок, лишнее так лишнее, со стороны виднее Буду править - уберу)
Вам спасибо за указание на ляпы)
Да и тема раскрыта на пять.