Название: Хищник.
Автор: ***
Бета: жалко было давать ей текст – нужно беречь психику и глаза людей.
Фендом: Fairy Tail.
Тип: джен с намеками на другие виды.
Жанр: дарк, deathfic, психодел, намек на психологию, PWP в какой-то мере.
Персонажи: Минерва, Добенгал; Стинг Юклиф, Роуг Ченни, Руфус, Огра, Генма, Нацу Драгнил, Хэппи; ОСы: Барбара (Барби) Джонсон, Стиви Джонсон, Кристина, Кейт, Хью, Зед, Джессика Джонсон.
Рейтинг: в начале R, а к концу NC-17 точно.
Размер: мини на стыке с миди
Предупреждения: ООС (серьезный такой), AU, предканон, missing scene, bloodplay, есть намеки на предпосылки каннибализма и некрофилии, нецензурная лексика. Остальное каждый увидит сам, потому что я уже боюсь своей фантазии.
Статус: закончен.
Дисклеймер: Хиро Машима.
Содержание: Она была королевой, обладательницей силы, уготовленной ей небесами, но только, как у любой королевы, были у неё слабости и тайны, которые следовало охранять, прятать и позволять себе темными ночами, когда слишком неосторожно к ней в логово забирались овечки или причиняли зло мелкие жалкие зверьки.
От автора: Я увлеклась контркультурой, наверное, даже слишком. Поэтому в моей голове много грязи и мало логики. А ещё я нахожусь под влиянием множества писателей, так что не особо удивляйтесь, если вдруг покажутся знакомые мотивы. Сама могу только извиниться и отдать все авторские права тем, кому должна их отдать. Я старалась отразить в речи Минервы то, что она использует старые японские формы слов, так что не обессудьте, коли не получилось. Будьте осторожны при чтении.
Дополнительно: Некоторые моменты обозначены звездочкой, их значение смотреть можно после работы. Если кто не помнит, то Добенгал – член Саблезубых, сражавшийся с Нацу, когда он решил набить всем морды за Юкино. И отдельная благодарность бро за то, что прочитал это, помог найти ляпы и дал оценку.
читать дальше
Она была на охоте. Мелкие жалкие твари путались под её ногами, но она легко и уверенно пересекала деревни и города. Словно неумолимая кара небес, раздирающая земли. Великая страшная сила, безжалостная, которой мир не видел с момента своего рождения. И она, Минерва, носитель этой силы. Королева. Императрица. Почти богиня. Не родился ещё тот, кто был бы равен ей. Не появится тот, кто скинет её с престола великой среди великих.
Она думала об этом, вдыхая кровавый след, оставленный жертвой, и её грудь распирало, словно воздушный шар от воздуха. Сладостное чувство силы текло в потрепанных трубах вен. Эйфория кружилась в каждом вдохе, и секунды превращались в часы торжества. Сомнений не было – теперь от цели не должно остаться и следа. Пусть правила запрещали убивать, грозили своими засохшими, как костлявые ветки, пальцами. Все равно. Для таких, как она - проклятых хищников, саблезубых тигров, - закона не существовало. Пусть даже её котята прятались по углам, как трусливые тараканы, не понимая силы истины. Маленькие дети, глупые милые тигрята, которым давно пора было вырасти из своих нелепых представлений. Саблезубые тигры – взрослые животные, спокойные. Потому и смертельно опасные. Убегать от них не было никакого смысла. Они все равно находили свою жертву.
Минерва повернула голову направо и прищурилась. Зеленые глаза блеснули, превратившись в пару драгоценных камней. Среди высоких сосновых стволов она заметила яркое красное пятно, мелькнувшее, словно подстреленная птица. Добыча была совсем рядом, но даже это не заставило маску сползти с идеального лица Минервы. Момент для этого ещё не настал. А спешка никому не приносила пользы. Все хорошо только в свое время. Минерва лишь развернулась и медленно прошла через арку, созданную сосновыми ветками, сцепившимися ароматными иголками и временем. Резкий запах хвои тут же стер аромат жертвы, и без того еле заметный среди человеческого хаоса тел. Но зато на влажной от недавнего дождя земле остались следы. Для тигра нельзя было придумать ничего лучше. Для опытного – тем более.
Она спокойно шла рядом со следами, не желая стирать их. Любой может ошибиться. Даже боги оказывались неправы, а она, Минерва, пока дышала небожителям в спину. Но настанет тот день, когда об её силе узнает каждая дрожащая тварь, и горе настанет её врагам. Тигры поднимутся с оврагов, выберутся из спячки, чтобы провозгласить начало века саблезубых. Но пока надо было набраться сил, глотнуть крови, не первой и не последней. Не важно, какой она была по счету – статистикой занимаются только забившиеся в норки мышки. Главным был азарт. Азарт и вкус победы, манящий даже больше, чем божества. Ради этого чувства Минерва могла покорить страны и континенты, выпрямится во весь рост, забыв о смерти, и впиться в горло даже своим собратьям-котяткам, не оправдывающим надежд. Сильные всегда уничтожали слабых, и этот день не должен был стать исключением.
Следы сливались в единую линию, и сердце затрепетало. Совсем близко. Совсем рядом. Только сделай пару шагов, и вот она – столь желанная добыча, чье хриплое дыхание царапало слух. С каждым исчезающим метром еле ощутимый дурманящий аромат крови, пробивающийся сквозь запах сосны, становился сильнее. Но Минерва ощущала и другое: смирение, покорность. Ожидание.
Жертва поняла бессмысленность побега. Жертва приготовилась умереть.
Минерва смотрела на неё какое-то мгновение. Растекающаяся от воды и жира, потная и влажная, словно мешок с рыбой. Только тот выглядел привлекательнее, чем стремительно лысеющая голова, почти прибитая к туловищу с короткими ручками и мягкими дрожащими, словно желе, ножками. Минерва брезгливо скривила губы. Она не любила вскрывать набитые до отказа сумки, но в этой должно было лежать много вкусного. Деликатесы в виде денег и богатства, которые потом обещали дать такие же потные мешки. Только другие. Хотя разницы между ними Минерва не видела. Пусть даже у её жертвы были большие и красивые глаза. Но разве они могли спасти от смерти, которую приносит с собой её клинок?
- Послушайте, деву…
Минерва резко вытянула руку. Переливающееся всеми цветами радуги пятно коснулось пальцев, а затем из него она вытащила длинный узкий меч. Катана привычно легла на ладонь, Минерва взмахнула рукой и услышала знакомый свист. Приятно было снова увидеть старого друга, надежного и сверкающе стального. Но куда приятней было торжество. Она поймала жертву. Она возвышалась над ней, и сила, дарованная только ей, текла по жилам, огнем пылала в глазах, распирала грудь. Сердце часто колотилось, и его пульсации раздавались по всему телу – в висках, шее, горле, пальцах. Ткань кимоно яростно жгла твердеющие от возбужденного ожидания соски. Голова сладостно кружилась, сдерживая неукротимое и безумное желание сделать это. Увидеть кровь, потрогать скользкую плоть. Ощутить власть в своих руках, коснуться страха, который всегда плавает вокруг жертв, словно тухлый запах мяса. Во рту скопилась слюна, словно в Минерве проснулся тигр, и она облизнула губы. Зеленые глаза снова блестели, как драгоценные камни.
Пора было начинать трапезу.
- Боюсь, любезный господин, на этом мне с вами придется распрощаться, - произнесла она вежливо и тихо. Блестящее лезвие катаны замерло у горла жертвы. В больших глазах плотной пеленой жира стоял страх. Мешок с рыбой начинал дрожать от страха. Начинал гнить, но не с хвоста, как обычно, а с головы. А то, что гниет, нужно отсекать. Минерва крепче сжала рукоять, и…
- Джесси!
«О нет, только не сейчас. Только не сейчас, пожалуйста, уйдите, умоляю….»
… кровь потекла по короткой шее, по морщинам сосновой коры. Капли замерли на лице Минервы, словно слезы, впитались в ткань кимоно. Гниющая голова катилась вниз по склону холма. Запах хвои почти исчез, потонув в густом и тяжелом аромате.
- Джесси, это мы! Твои мама и папа! Стиви, ну же, проходи быстрее. На что ты там уставился?
«На медсестру, мама. Давно пора бы это понять, и я бы на твоем месте именно этим и занялась бы, дав возможность своей дочери вернуться».
Господи, как же это её раздражало! Она не просила ведь, чтобы к ней каждые полчаса заходили люди и шумели в её палате, расставляя какие-то ненужные вещи. Ей не нужно её любимое одеяло, не надо складывать на тумбочке гору модных книг. Она точно не будет обниматься с плюшевой свиньей, подаренной на Рождество, когда количество прожитых лет не превышало семи. Она же сейчас без сознания, в коме. А люди в коме обычно молчат и никого не трогают. Но зачем-то каждый день её мама Барбара, ставшая с чьей-то пьяной шутки Барби, и её второй муж, Стиви, приходили к ней, притаскивая какую-нибудь вещь. Только ради того, чтобы узнать, что её родители принесут на этот раз, она и позволила себе остаться.
- Думал, как подключить центр, дорогая. – Ей даже не надо было открывать глаза, чтобы увидеть сладкую, сделанную из патоки улыбку Стиви. Но за сомкнутыми веками она не казалась такой отвратительной.
«Спасибо тебе, Господи, за то, что оградил меня от этого омерзительного зрелища».
Барби, оправдывая свое прозвище, рассмеялась сахарным смехом. Даже закрытые глаза не спасли от воображения, тут же нарисовавшего осветленные донельзя волосы, голубые глаза, не видевшие без очков даже заголовков газет, и сеть морщин, покрывавшую лицо при каждом слове. Когда-то её мама была красивой женщиной, но теперь напоминала жалкую карикатуру на девушку пин-ап, на которую бравые американские солдаты выплескивали содержимое своих мужских достоинств холодными армейскими ночами. Поэтому в том, что папа Генма собрал свои чемоданы и оставил эту куколку, не было ничего удивительно. Правда, тогда Барби была ещё красивой, но прошлого это не меняло.
- Здесь есть розетка.
«Не надо никаких розеток и центров! Просто уйдите, прошу вас, дайте мне вернуться. Я должна быть там. Я должна вернуться!»
Она сделала глубокий вдох. Её тело пропитывалось этим блаженным запахом, не похожим на тот, который витал в её палате. Хвоя и кровь – отличное сочетание, особенно под сопровождение безмятежных пташек в небесах и распирающей виски силы, равной которой ещё не было. Запах королев и богинь. Минерва собрала бы его во флаконы, выливая густой патокой на себя, растирая по коже, чтобы каждая клеточка её тела пахла именно так. Она бы позволила себе сойти с ума, если бы на то была её воля. Но всему свое время. Каждое событие должно следовать за другим таким же событием, как белые жемчужины в дорогом ожерелье. Спешка никогда не приводила к успеху. Даже боги взвешивали свои слова и поступки. А она ещё не была даже богом.
Минерва снова вдохнула, позволив воздуху распирать её грудь до предела, и вытерла ладонью в длинной перчатке лезвие катаны, которое через мгновение утонуло в радужном цвете пятна. Затем небрежно стянула с руки грязную темную ткань и кинула на землю. Все равно на ней остались бы пятна крови. Минерва же ненавидела, когда её одежда была грязной или небрежно сшитой. Совершенство создали для того, чтобы его окружало только совершенство, а не жалкие…
- Джесси, ты помнишь, как тебе нравились эти парни? Ты их так любила в детстве!
Детство. Детство… Она не могла вспомнить из детства никаких парней. Зато помнила их небольшой ухоженный домик в районе, где обитал и обитает средний класс. Тогда мама Барби и папа Генма жили в мире и согласии. Во всяком случае, так она, маленькая девочка, думала, когда гуляла с подружками, играя в песочнице или собирая цветы с чужих лужаек. Маму Барби часто ругали за это полицейские, и она пыталась объяснить ещё ребенку, что так приличные леди не поступают. Папа Генма лишь смеялся и советовал не слушать мамины россказни. «Ребенок, тебе это можно», - говорил он, выдыхая сигаретный дым, и мама Барби недовольно смотрела на него своим фирменным взглядом «какой-же-ты-идиот».
Нет, в её детстве не было никаких парней. Разве что те, которые ловили бабочек и пчел и запирали их в банках или коробках, чтобы посмотреть, что с ними станет. Один из них, Джеймс, собирал коллекцию и всегда прижимал к груди небольшой альбом. Другой же, Рой, выжигал мордочки и крылья лупой, и Кристина, старая подружка, недовольно взвизгивала. Кейт наблюдала за всем этим довольно флегматично. Она всегда была самой спокойной из них троих. Возможно, по этой причине не влипла в те неприятности, в которые позже влипли её подруги.
«Нет, нет, нет, хватит… Хватит об этом думать… Только они виноваты, только эти сволочи, которые ходят по этому миру так, словно они являются королями…»
- Правда? – Стиви поднял свои карикатурно аккуратные брови и посмотрел на одеяло, скрывающее её похудевшее, как у мумии, тело. – Не думал, что ты была такой любознательной!
Ей не нужно было видеть этого человека, чтобы знать, что он делает. Она успела выучить его и маму Барби наизусть со всеми их правилами, взглядами на жизнь и прочими составляющими так называемой здоровой личности. От этого её тошнило. Даже в детстве мама Барби говорила об этом безумии, запрещая то бегать за мальчишками, то ходить с Кейт кататься на роликах с горок для инвалидов. Зато приглашала соседок на чай и усаживала рядом с собой, заставляя терпеть монотонные высказывания стареющих женщин и девушек. Наверное, поэтому папа Генма в один прекрасный день собрал свои вещи и ушел, а ссоры, возникающие по ночам, стали достоянием всей улицы. С того дня с друзьями стало куда веселее, чем с мамой, а дом превратился в душную сладкую тюрьму для маленьких леди. Маленьких стервочек и гадких лицемерных тварей.
- Она была такой милой! Помнишь, как ты любила ходить по магазинам и выбирать себе платьица, Джесси?
«Не помню. Я любила смотреть на витрины и мечтать о том, чтобы стать взрослой как можно скорее. А эти кучи дерьма с цветочками, рюшечками и бантиками мне никогда не были интересны. И ты мне сейчас тоже неинтересна. Уйди из моей палаты и захвати с собой своего Стиви. Провалитесь оба в ад и создавайте там свои здоровые личности. А мне это ненужно. Я здоровее, чем вы оба вместе взятые. Прочь!»
И почему она оказалась в этой постели? Почему лежала вся в трубках, трубочках и проводочках? Ей казалось, что она вот-вот поднимется и закричит на родителей изо всех сил, кинет в них подушкой, аппаратом, книгой. Не пожалеет свою плюшевую свинью. Это все было положительно омерзительно. Даже медсестра Харли - вечная незамужняя тетушка – вела себя куда спокойней и скромнее, чем её семейство, пусть даже голос у неё был таким же сахарным, как и у мамы Барби. Но он звучал хотя бы не так часто, и поэтому переносился лучше. Да и говорил только по делу, сообщая что-то о том, кто планирует её посетить или переводя на нормальный язык вердикты врачей.
Нет, надо было спасаться и уходить отсюда. Из палаты. Из больницы. Из своего тела. Из этого мира. И все делать как можно скорее. Только обратно вниз, дальше вверх и дальше вглубь.
Вниз.
Вниз.
Вниз.
Внизу, в полуподвале, было её убежище. Тиграм полагалось находиться вверху, там, где небеса становились ближе, но Минерва хотела создать свое небо, которое давало бы силу только ей. Только ей это было по плечу. Все остальные, даже те, кто загрызал добычу также легко, как и она, не могли стать богами и королями. Им судьба уготовила иной путь – стать верными слугами, грязью у острых носов сапог Минервы. Послушными домашними котиками с острыми длинными клыками и дикими блестящими глазами для неё. Свирепыми тиграми для прочих мелких зверьков. Они должны были стать сильными хищниками, а всем сильным хищникам нужно солнце, чтобы их кости не полопались, как воздушные шарики. Хозяевам рядом с хищниками быть не пристало – свое место каждый должен знать. Минерва свое знала: среди богов, под самыми небесами, над миллионами жалких, ничтожных созданий, которые так вцепляются в ненужные понятия.
Дружбу и любовь создали для мышей и крыс, прячущихся в своих сырых норах. Только однажды они смогли подняться до тех вершин, которые природа подготовила для тигров. Только гильдия Фейри Тэйл – кучка влюбленных в доброту хомяков – добралась до самых небес. Да и то, для того, чтобы упасть с них на землю и разбиться вдребезги. Но среди них не было таких, как Минерва. Среди них не было равных королев, способных поднять тигров с самого низа, заставить их лес снова зашуметь листьями и растерзать на мелкие кусочки врагов. Такой, как Минерва, никогда не было. И больше не будет, поэтому нельзя терять время. Но все наступало лишь в свой черед. И Минерва могла лишь ждать в своем убежище.
Она потратила много сил на него. Она нашла того, кто создал для неё аромат, круживший голову в лесу. Она покрыла стены алым цветом, она прорубила окна и вставила в них стекла. Она принесла мебель темного дерева из дома, того самого, где проснулась однажды несколько лет назад, не помня никого и ничего. Тогда она, глупая, испугалась, сжалась в комок перед мелкими зверьками, готовыми растерзать слабого, покинутого всеми тигра. Но потом сила, дарованная Минерве небесами, сделала это с ними. Тогда она ощутила, на что способна. Тогда впервые глотнула крови, настоящей, теплой, почти живой. Тогда ей кружил голову восторг и возбуждение, полубезумное, но желанное ощущение мощи и безграничной власти. Перерезать линию жизни, поставить на колени, закопать в землю, превратить рваные куски – все это она сделала тогда. И делала это до сих пор со всеми, кто вставал на её пути. Как надо было сделать в очередной раз.
Минерва поправила длинную перчатку, темно-синюю, словно сама ночь. Расстегнула еле заметную пуговицу на высоком стоячем горле платья. И открыла дверь, впуская на миг в свое убежище солнечный свет.
Погода была до омерзения прекрасна. Минерва поморщилась, заметив голубизну неба и отсутствие облаков. Она не любила ясные дни. Жертвы начинали бесноваться и молить о прощении, не понимая, что хищники не склонны прощать. Тигры не желали слушать ничьих просьб – они лишь убивали и начинали свою трапезу. И Минерва была голодна. Даже очень. Последняя жертва была не настолько вкусна, какой казалась со стороны. О да, она была прекрасна – высока, стройна и статна. Великолепная большеглазая газель, красивая, как сон ребенка. Охота за ней стала сплошным удовольствием, а игра особенно кружила голову, когда газель сама пришла к ней. Предложила себя. И Минерва не удержалась от развлечения, которое оказалось лучше, чем сама трапеза. Внутри газели было мало мяса и ливера. Зато крови, алой, нежной, словно шелка, хватило на то, чтобы создать запах, вскруживший голову несколько месяцев назад. Кровь и хвоя. Кровь подходила ко всему. Может, она способна облагородить даже солнце?
«Пожалуй, это стоит моего внимания», - подумала Минерва.
Она равнодушно оглядела холл, в котором находились слабые тигры и мелкие зверьки, перешедшие под их тень. Последних Минерва не любила. Разгрызла бы с удовольствием, ощущая себя жадной, грязной и голодной, но вместо этого поднялась на второй этаж. Там-то должно было быть интересней. И Минерва не ошиблась.
Их было четверо. Полуобнаженный мужчина с гривой волос сидел, вытянув ноги на стеклянный небольшой столик. В соседнем кресле сидел, безмятежно читая книгу, элегантный молодой человек. Два драгонслеера посматривали в окно, а их жалкие котятки спали, греясь в лучах солнца. Но стоило только Минерве подняться, как они проснулись и поспешили оказаться поближе к своим хозяевам.
«На редкость благоразумный поступок», - подумала она. Молодой человек оторвался от страниц и вежливо кивнул в знак приветствия. Минерва ответила тем же. Один из драгонслееров, светловолосый, взял на руки своего котенка и отвернулся от окна.
- Добрый день, миледи.
- Доброго дня и тебе, Стинг, - безукоризненно вежливо произнесла Минерва. Её приветствия он был достоин. Один из её любимых тигрят, который вот-вот должен был стать тигром. Верным тигром, поднимающим всех остальных из глубин оврагов. Её.
- Давненько тебя здесь не было. – Огра потянулся и зевнул, вкусно и лениво, как делают только большие и хищные коты. Минерва еле заметно скривила губы. Она не любила невоспитанности, не выносила глупости ни в каких проявлениях, а Огра был воплощением этих двух качеств. А ещё он был силен. Его золотая, с черным по краям, сила выжигала и ослепляла любого, кто смел размахивать палкой перед носом этого дикого и неукротимого тигра. Но Минерва знала, что рано или поздно превратить его в своего ручного зверька. Огра уже почти стал им – оставалось только сделать один рывок, чтобы заклеймить его своей меткой.
- К сожалению, Огра, дорогу для тигров к небесам должно прокладывать только одним способом. И я тщательно шлифую каждый камень перед тем, как сделать его частью этой дороги, - ответила Минерва, садясь в кресло, которое так услужливо отодвинули чьи-то изящные руки. – Премного благодарна тебе, Руфус.
- Не стоит, миледи. – Светлые пряди блеснули в свете солнца, когда он слегка склонил голову, но выражение его лица осталось непроницаемо-вежливым. Минерва невольно ощутила мрачное удовлетворение. Руфус всегда был безукоризненно вежлив и элегантен, каким и полагало быть настоящему джентльмену. Он никогда не забыл снимать свою шляпу с розовым длинным пером на входе в помещение. Даже когда кровь, казалось, пропитывала каждую клетку тела. Даже когда его ломали, превращая лицо в маску запекшейся крови. Её вкус до сих пор пленкой покрывал губы Минервы.
Огра неопределенно хмыкнул, пожав плечами. Минерва, теперь уже не скрывая, снисходительно улыбнулась.
«Меня терзают сомнения по поводу осознания смысла моих слов эти человеком», - подумала она, опуская руку в длинной перчатке на подлокотник. Руфус сел в свое кресло и вернулся к чтению книги. Его глаза не отрывались от страниц, но Минерва знала, что каждую фразу он слышит и запоминает, как запоминает всякую увиденную им магию. Издержки профессиональной деятельности.
- Так, значит, снова отправляетесь за камнями, миледи? – спросил Стинг, подходя к её креслу и останавливаясь в паре шагов. Котенок на его руках поежился, оказавшись в тени, и юноша повернулся к солнечному свету, льющему из окон. Это Минерве не понравилось – природа не для того создала тигров, чтобы они потакали каким-то котяткам. Но она не подала виду: закрыла глаза и слегка наклонила голову.
- Надобно погрузиться в грязь, чтобы найти желаемое, - сказала она. – Саблезубые должны стать величайшей гильдией из всех, почтивших своим существованием этот мир.
- Ваши намерения нисколько не изменились, миледи, - заметил Стинг. Минерва перевела на него взгляд своих зеленых глаз.
В её венах текла кровь тигра.
А тигры не отступали от своих целей. Тигры не меняли своих взглядов. Тигры всегда оставались тиграми, сколько бы им не отпиливали клыков и не вырывали когтей.
- Тот день, когда мои намерения будут сломлены, никогда не настанет, - ответила Минерва, отводя от него взгляд и лениво изучая холл. Внизу маленькие детеныши и слабые тигры негромко резвились, переговариваясь между собой, уходя на задания и приходя с них. Но их было не так много, и это Минерву радовало. Полупустой холл значил только одно – все заняты делом. Тренировками. Охотой. Добычей денег и славы для их гильдии. Её верные хищники оживали, становились сильнее и лучше, как и должно было делать плотоядным зверям. Пора было и ей, королеве этих зверей, заняться делом.
Минерва поднялась с кресла и подошла к доске с заданиями. Она задумчиво смотрела на слова, напечатанные на разного цвета бумаге, но того самого, которое предвещало бы охоту, не могла найти. Лишь скучные, никому не нужные просьбы о спасении от проклятия столетней давности, охране очередного мешка с рыбой и вовсе омерзительные предложения о поимке каких-то преступников. Свою жертву отдавать Минерва никому не собиралась, как и давать это делать другим, поэтому тут же радужная вспышка озарила листок. Спустя мгновение на доске с заданиями его уже не было. За спиной послышалось хмыканье.
- Вы, как всегда, жестоки, миледи, - заметил Руфус. Минерва не удостоила его ответом.
Краем глаза она заметила чью-то темную руку, но не обратила на это особого внимания, зная, кому эта рука принадлежит. Через мгновение раздался шорох бумаги и низкий юношеский голос:
- Нам пора, Фрош. Стинг, ты пойдешь с нами?
- На двоих, что ли? – лениво протянул он. Минерва поморщилась. Для выбора ей нужна была тишина.
- На четверых, - ответил Роуг.
Зашуршала перелистываемая страница. Сапоги скрипнули по столешнице, и раздался ужасающий зевок. Минерва наклонила голову, вглядываясь в листовку, которая заманчиво приглашала сразиться с монстрами в какой-то горной деревне, и осторожно сняла её с доски.
- Согласен. Мы с Лектором давно никуда не выбирались, верно?
Минерва поправила прядь фиолетовых волос, упавшую на грудь, и посмотрела на котенка. Она не одобряла любви к домашним животным, но не говорила и слова, позволяя себе порой взгляд, холоднее обычного. Котятки были слабостью драгонслееров, и попросить их эти слабости спрятать и скрыть… Минерва не была настолько глупа, чтобы лишать себя возможности управлять ими двумя, когда настанет для этого время. Но котенок не знал её мыслей и поэтому кивнул, хотя не без страха.
«Сей котенок хорош. Умен, - одобрительно подумала Минерва. – Знает место свое».
- Пойдет тогда, Стинг. Нам пора.
Тревожный взгляд Руфуса удивил Минерву. Он смотрел не на Роуга. На его тень. Словно она была той силой, что вела вперед самого темного тигра в глубины. Немногие решались нырнуть в них, и ещё меньше возвращалось.
«Возвращалось из глубин? Нет, не хочу наверх. Вниз!»
Минерва посмотрела на сорванный ею листок. Искупаться в дымящейся крови безжалостных монстров было бы очень неплохо. Стать неуязвимой, словно герои мифов, которые пропитали свои тела великой кровью. Кровью…
«… дракона. Как Зигфрид *. Тогда бы я не валялась тут, как груда костей».
Прикосновение жгло кожу до мерзкой одуряющей боли, но тот, кто держал свои пальцы на её руке, не желал отпускать. Она бы закричала, если бы не была в коме. Но чужие пальцы в следующий миг тут же исчезли, и вместо них к делу приступил голос:
- Лежишь, значит, Джессика, ты тут. – Она узнала Кейт. Ту самую флегматичную Кейт, которая участвовала во всех их проделках, но почему-то всегда выходила сухой из воды. Ту самую Кейт, которая успешно окончила школу, успешно устроилась на работу в компьютерную фирму и стала успешным программистом. Ту самую Кейт, синонимом к жизни которой можно было подобрать лишь слово «успех».
Или слово «боль.
Её голос сдирал кожу, вонзал иглы в обнаженную плоть. От одного вида темных густых волос, собранных в хвост, болели глаза. Но этого не хватало, чтобы вырвать Кейт из жизни. Она стала её постоянной болью, частью мазохизма в жизни. – Жалко тебя даже. Твои предки, кажется, свихнулись на почве того, что ты в коме. Они даже музыкальный центр приволокли, чтобы ты могла слушать их голоса все время. Правда, здорово, Джесси?
Кейт откашлялась после пародии на маму Барби и вздохнула.
«А ты этому только и рада, не так ли? Или так сочувствуешь? Черт бы понял тебя, дорогая...»
- Представляю, как тяжело слышать все эти разговоры, - продолжила Кейт. – На твоем месте я бы сделала все, чтобы поскорее прийти в себя и убраться из этого места. Или окончательно сдохла. Ни туда, ни сюда – отвратительное состояние.
«Ни туда, ни сюда… Будь моя воля, я бы осталась там, но ты меня вытащила. Вы все меня вытаскиваете на поверхность. А я хочу вниз. Вниз хочу. Но не могу это сделать, потому что ты вечно своим только видом раздражаешь и режешь наждачной бумагой. Сгинь из палаты. Просто сгинь!»
До школы она любила Кейт. Ей было все равно на многие правила, особенно на те, которые говорила мама Барби. Именно она прикрывала визиты к папе Генме. Сначала Кейт отвозила её на своем велосипеде на окраину города, где стоял трейлер папы Генмы, как и многие другие трейлера. Потом Кейт уезжала кататься по склонам, а папа Генма наливал дешевый чай по кружкам или банкам. В трейлере пахло гнилью и мочой, но таким счастливым папа был только на свадебной фотографии. Только брак-экспресс не привел ни к чему хорошему. Разве что, вот, дочь появилась. Поэтому папа Генма был благодарен маме Барби. Он был благодарен и Кейт, которая помогала скрывать эти тайные встречи, запрещенные судом и мамой Барби. Они втроем неплохо проводили время: слушали папины байки, помогали приводить трейлер в порядок, ходили гулять по району. Кейт знала половину мальчишек, живших там, и они играли все вместе в мяч и порой поджигали мусорные баки.
А потом папа Генма умер. Мама Барби сказала, что он употребил слишком много алкоголя, и его концентрация в крови стала несовместимой с жизнью.
Через неделю после этого Кристина, Кейт и она пошли в школу. Кейт сидела на уроках, словно струна, всегда тянула руку и всегда отвечала. Она подчинялась правилам, тем самым, на которые ей было все равно вне школьных стен. Кейт скоро обошла всех в успеваемости и вычеркнула себя из их компании. Но когда они подходили к ней за помощью, то всегда получали её. Иногда они гуляли втроем. Иногда ходили в кино. Кристина говорила, что Кейт стала слишком занудной для них.
«Для неё. Я на Кейт смотреть не могу. Она все отрывает: кожу, мысли, голос, разум. Даже находится рядом с ней больно».
Руку опять укололи иглы боли. Кейт снова коснулась запястья, не зная, что её пальцы словно сдирают кожу. Бесконечно долго, хотя кожу должна была сдирать не она. Тиграм кожу…
… не сдирают. Минерва задумчиво посмотрела на свою руку и осторожно ей пошевелила. Тягостное натяжение боли исчезло, но тревожное чувство пеплом оседало внутри. Опасное, чужое ощущение, от которого следовало избавляться, как от оскорбительного для тигров задания. Снова пошевелив рукой, Минерва посмотрела на лист. Да, монстры. Дикие безумные создания, обуздать которых не составила бы труда для королевы, если бы их было двое. Но десять тварей размером с гору казались прекрасной добычей. Они стоили Минервы.
- До свидания, миледи, - произнес Руфус. – Приятно было увидится.
- Покажи всем, где раки зимуют, - усмехнулся вслед Огра. Минерва поджала губы. Ей было определенно неприятно слышать столь просторечные выражения из уст тигра. Но пока свое клеймо на этого хищника она не поставила. А без него все приказы не имели силы. Минерва могла лишь холодно кивнуть и сделать вид, что не слышала этой безобразной фразы. Хотя сила уже пульсировала в венах, покалывала пальцы, требуя выхода. Она хотела убить. Пропитать тушу жертвы и растерзать. Но Минерва сделала глубокий вдох. Разноцветный жар могущества застыл в груди разветвленными языками пламени. Ещё не настало время для кульминации. Нет второго игрока. Но Минерва умела ждать и пока развлекалась, поедая то, что находила себе в качестве пищи на заданиях, в отличие от тех мелких зверьков, которые искали поддержки тигров. К ним спускаться Минерва не любила и не должна была. Но другого выхода со второго этажа мастер не соизволил сделать. Генма никогда не исполнял просьбы. Особенно дочери.
Минерва не торопилась. Королевы существовали вне времени. И пусть даже кому-то мешал её спуск, она знала, что об этом никто не осмелится сказать. Все они хотели жить. Все – слабые тигры и ничтожные зверьки – желали подняться к небесам. Но только не Минерва. Она хотела создать свое небо. Своих богов. Свой мир, прекрасный и великий, покоренный тиграми. Как никто не смел сказать ей что-то против, так никто не посмеет сделать что-то, способное помешать на пути к достижению этой цели.
Она спускалась по лестнице спокойно, смотря перед собой, словно вокруг не было и следа жизни. Только в самом конце краем глаза посмотрела на нового в этих лесах зверя. Или старого – всех слабых тигров не запомнишь. Половина лица скрывалась под маской из темно-синей ткани, что окутывала все его тело. Только сетка обнимала руки и ту часть туловища, которую Минерва увидела в разрезе одеяния, похожего на одеяние шиноби.
- Добрый день, миледи, - произнес он, точным движением наклонив голову. Русые пряди скользнули на лоб и щеки, полетел стремительно мир вслед этому движению. Сила, распиравшая Минерву, взорвалась, превращая сердце в куски бесполезной плоти, разбрызгивая кровь по стенкам тела. Боль окружила её, схватила за руку и позвала к себе, вверх, к небесам, выше, выше…
…выше.
- Джес, привет! – Она кожей ощутила свежесть ветра и цветочный аромат духов. Кристина не изменилась за все это время, оставшись все той же веселой и беззаботной пышечкой. – Ну как ты? Я тебе цветы принесла. Твои любимые, кстати, маргаритки! Буду спасать тебя от обилия роз, которые тебе скоро принесут! Не умерла тут от скуки с Кейти?
- На аппараты посмотри, Кристи, - спокойно сказала Кейт. – Ладно, удачи тебе, Джессика.
«Спасибо, Кейт. Она мне понадобится, чтобы выжить в этом дурдоме».
- Пока, Кейти! – Шестым чувством она уловила, как Кристина повернулась к двери, затем наклонилась к постели и поставила вазу. Стук донесся до слуха позже, словно вырвался из чьих-то цепких пальцев. – Ну вот, поставила я тебе цветы. Теперь так красиво стало. А то у тебя все так пусто и вяло, что даже смотреть противно!
«Разумеется, сестра Харли не знает, куда вещи девать, но пусто остается по-прежнему. Никак не изменилась за эти два года».
Кристина вечно хихикала на уроках, и она делала это вместе с ней. Их часто рассаживали. Им ставили плохие оценки. В конце концов, учителя махнули на них рукой. Выше четверки** им не ставили, даже если Кейт соглашалась помочь им с домашней работой или во время всяких тестов. После уроков они ходили гулять вместе с… Да с кем только не ходили! Мама Барби только радовалась, что её дочь стала настолько популярной. Правда, мама Барби не знала, что прогулки заканчивались веселым распитием пива и коктейлей, а последняя сигарета выкуривалась строго за полчаса до возвращения домой. Но чем меньше она знала, тем крепче спала. Тем более что мама Барби вовсю строила роман со Стивом, который к концу девятого класса стал папой Стиви. Папа Стиви не понравился сразу: он был даже хуже, чем мама Барби со своим стремлением сделать из неё здоровую личность. К папе Генме, даже если бы он был жив, отправляться было нельзя. В тех районах с любой симпатичной девушкой пытались познакомиться, и порой это невинное желание заканчивалось плачевно. А вокруг неё всегда вились какие-то личности. Кристина над ней посмеивалась, говорила, что восточная принцесса никогда не останется в одиночестве. Сама она была крепко сбитой, пышной, светлой, словно бисквит. Рядом с высокой, темноволосой и зеленоглазой подругой Кристина казалась нелепой, но обаятельной, и это обаяние покоряло всех. Только теперь выводило из себя.
-… а вчера она мне говорит, что это я её вынудила пойти на такие меры. Представляешь? Ну ты знаешь меня, я все сказала, что думаю этой…
«Кристи, я тебе благодарна, конечно, но пожалуйста, замолчи. Хватит с меня этого. Я сейчас всего лишь высохшая мумия, кучка костей, которой мочу через трубочки убирают, а когда меняют постельное белье, то боятся прикасаться. Как будто кома заразна».
- … а она как мне, ну, типа, такая вся крутая, аж смотреть нельзя, не то ослепнешь от божественной крутизны, показывает средний палец, а я фигею, потому что рядом проходит ди*** и говорит такой ей, мол, что она показывает…
«Да, отлично, хорошо, Кристи. Я рада за тебя. Правда, рада, но сейчас я очень хочу спать. Пока, Кристи».
Пора обратно.
Ночь создали для тигров. В полумраке, когда все живое пряталось по своим норкам, углам и пещеркам, хищники открывали свои глаза, хватали запахи резкими вдохами и поднимались во весь рост. Минерва ощущала блаженство. Светлое нежное чувство, за которым стояли бесконечные часы терпения и труда, упорства и волшебства. Совершенно пьяное ощущение, пропитанное кровью и ревом пораженных немых существ, у которых не было разума. Не было души. Минерва ощущала себя упоительно прекрасным механизмом с блестящими шарнирами, блестящими волосами и блестящими глазами, отражающими мир в зеленом зеркале. Но сила колотилась изо всех сил в венах, натягивая их до предела, пронзала сердце разноцветными иглами. Это была жизнь, цель и смысл, само существование, которое делало Минерву королевой, стремящейся к вышине.
На неё смотрели из окон жадно и любопытно. Взгляды отрывали кусочки от платья, перчаток, сапог и тела. Минерва не была щедрой, но великодушно разрешала мелким зверькам прижимать эту кусочки к груди и запирать их в шкатулки или другие коробочки. Блаженство превращало её в добрую и великодушную королеву, которой не жалко было дать кусочек себя. В чемодане Минервы, в больших прозрачных пакетах из плотного полиэтилена лежало множество таких же кусочков, неразумных, кровавых, рваных, как то, чем они были когда-то. В стеклянных хрупких бутылочках подрагивала алая густая кровь. Отказывать себе в запахе, который, казалось, можно было втереть в кожу, Минерва не собиралась. Магические игры могли подождать. Они были всего лишь осколками у острых концов сапог по сравнению с той целью, которая горела среди грязи. Даже небеса могли подождать перед карающей дланью охоты. Только жертва была не так проста.
Но Минерва умела ждать. Она была чистокровным тигром, сидящим в засаде который день. Терпеливым, тихим и совершенно…
-… послушной. Сейчас мы снимем постельное белье, чтобы ты лежала на чистом, - прощебетала медсестра Харли.
«Делай, что угодно, но не мешай мне!»
… неподвижным.
«Совсем скоро. – Минерва вдохнула полной грудью воздух. Запах пресной теплой ночи наполнил её изнутри, потек в каждую клеточку, и сила смешалась с ним, вспыхнув с новой силой. Сладкая нега блаженства исчезла, оставляя за собой легкий шлейф сирени. – Настанет час, когда в полную силу расцвет блеск королевы».
Она знала это также точно, как знают небеса все слабости человеческих душ и сердец. Только Минерва оставалась для них закрытой книгой, ведь она была неуязвима в своем величии и великолепии. Она даже не была человеком. Она была тигром с острыми клыками, рожденным для того, чтобы убивать и побеждать. Минерва позволила легкой улыбке тронуть её губы. Мысли эти всегда приносили с собой удовольствие и триумф. Почти победу. И никакие добытые трофеи не могли с этим сравниться. Разве что редкие, такие, как драгоценные капли крови и куски плоти, которые в целости и сохранности стояли в её убежище. Ждали свою хозяйку с минуты на минуту. Минерва почти слышала звук открываемой пробки, почти ощущала, как падает тонкая струя на кожу. Сердце забилось чаще от предвкушения, как билось всегда на охоте. Ткань шелкового платья обожгла соски. Вот она, сладкая, не сравнимая ни с чем пытка ожидания, которую Минерва не забыла бы, пожалуй, никогда.
- Ты смотри, как разбушевались молодчики. – Старческий дрожащий голос вырвал её из объятий почти ощущений. – Что-то слишком обрадовались своим результатам.
- Да дело молодое. Пусть повеселятся. Саблезубые тоже люди, - усмехнулся другой, более молодой. Звуки его волной прошлись по телу, отдаваясь в ушах. Минерва остановила свой мерный и спокойный шаг, повернула голову в сторону, словно совершенное создание этого мира. Ярость медленно, словно растущая в вулкане жидкая лава, поднималась от кончиков пальцев на ногах до кончиков волос. Говорить в таком тоне о тиграх не смел никто, и этот жалкий мелкий зверек поступил глупо, осмелившись позволить себе такую дерзость. Но у всех на виду никакой хищник, даже самый кровожадный не стал бы действовать. Инстинкты всегда находились под уздой разума – вот в чет отличие тигра от монстров, на которых не так давно вела охоту Минерва.
- Не похоже это все на них, - задумчиво протянул женский голос. – Это только Хвост феи позволял себе такие вольности. Да и те уже позорятся который год.
Минерва сделала глубокий вдох. Запах ночи осквернился вонью пыли и огня. Чужой запах, отвратительный, мерзкий, подлежащий уничтожению. Его следовало вырвать из обители тигров, оставить гнить, как ненужную тряпку, бесполезную и слабую, словно мумия, на которую…
-... ты стала так похожа, Джесси. – Медсестра Харли не желала замолкать. Нежно и легко оставила влажный след спирта, а потом вонзила в тонкую кожу иглу. Боль сладостно дрогнула на серых нервных струнах и потянула вниз, в черные глубины оскверненной ночи…
… не стоило и смотреть. Решительно и спокойно, как всегда, Минерва продолжила путь. Она не стала торопиться. Разобраться с ничтожествами – разве не в этом была работа любого, кто находился выше по лестнице, с таким старанием и упорством созданной Минервой и её тиграми? Пусть они подвели стаю, опозорили гордое звание тигра, они все ещё оставались ими. Пусть и не все. Минерва знала, что милый белый тигренок покинул их вместе со своими золотыми ключами, но не жалела. Слабые уходят – сильные остаются. Закон их гильдии. Закон их джунглей.
«Пора давно было возвратить карающую длань порядка в наши ряды. Мастер, боюсь, позволил больше, чем должно было позволять нашим слабым тиграм и положительно омерзительным мелким зверям», - подумала Минерва и согнула руку в локте. Слишком часто она болела в последнее время. Ощущения растекались по мышцам, выступали каплями пота на руке. Но стоило только сделать легкое движение, как натяжение нервов исчезало, словно пар, вырывающийся струей из чайника. Врачи – полезные зверьки, пусть даже и жалкие до слез – лишь разводили руками. Но Минерва знала, что это был сигнал. Нечто, указывающее путь, напоминающее, для чего она пришла в этот мир, почему оказалась в том доме, не зная о своих силах. И стирать этот сигнал из своей жизни она не собиралась. Только не в тот момент, когда почти все встало на свои места, когда стал ясен путь к небесам и путь к той великой цели, который так долго скрывался среди кровавых лабиринтов Крокаса.
Внезапно Минерва сквозь кожу сапог ощутила что-то мягкое. Она наклонила голову и увидела котенка. Голубого, с большими глазами. Точь-в-точь, как котятки Стинга и Роуга. Только неодетого. Котенок смотрел на неё снизу вверх, удивленный, напуганный, и в его глазах отражалось удивление, смешанное со страхом. Последнее Минерве понравилось и заставило слегка выгнуть уголки губ в улыбке.
«Сей котенок на редкость умен», - подумала она. Рука, обтянутая длинной перчаткой, словно вторая кожа, изящно поднялась. Пятно, переливающееся всеми цветами радуги в оскверненной ночи, коснулось её пальцев. Они оставили следы, словно на воде, и сжали тонкую веревку, извлеченную из пустоты полок убежища. Домашнее животное прокралось на территорию тигров, и его надобно отдать таким же безобидным и мелким хозяевам, как и он. Или же найти новых, способных приручить, а не потакать слабостям домашнего животного.
- Надеюсь на твое благоразумие, котенок, - произнесла Минерва. Держа спину идеально прямой, она наклонилась к котенку. Но тот расправил крылышки и взмахнул ими, желая подняться в небеса, на что Минерва лишь рассмеялась. Глупому котенку не дано было знание, что перед ним стояла королева тигров, убежать от которой можно было лишь умерев. Но убивать котенка она не собиралась. Минерва согнула руки в локтях, ладони озарились вспышками магии, похожими на жирные запятые с резкими тонкими хвостиками, и в следующий миг осторожно положила котенка себе на руку. Другой рукой она погладила его по мягкой голубой шерсти, с мягкой улыбкой смотря ему в глаза. – Попытки покинуть меня без моего ведома не обернутся успехом. Я питаю надежду на то, что ты составишь мне компанию этой чудесной ночью.
Тонкие веревки обвили маленькое хрупкое тельце, и глаза котенка подернулись жирной пеленой страха, той самой, которая всегда всплывала в глазах её жертв. Но убивать домашнее животное тигр не будет. Особенно то, которое близко ему по крови. Ведь когда-то домашние коты были дикими. Родственниками тигров. Такими же независимыми и ловкими, только маленькими. Но они всегда помогали своим братьям. А крупные братья не забывали своих слабых помощников, если они все делали правильно. Этот котенок послушно молчал и не двигался, позволяя Минерве гладить себя по голове. Надо сказать, что она всегда любила котят, кошек, котов. Иксиды – те же самые животные, только говорящие и летающие порой. Но сравниться с тиграми она не могли. О нет, саблезубые тигры всегда манили одной только силой грации, мощью мускулов и блеском клыков. Они…
… мчались по заснеженным полям с торчавшими мрачными скалами, ведомые запахами и следами, готовые разорвать и съесть все, что движется. Папа Генма, потянувшийся к пульту, опустил руку и посмотрел на свою дочь, которая не могла оторвать глаз от древних хищников, погребенных теперь подо льдами…
- Железный кулак… - До ушей Минервы донесся рев, оглушивший на миг даже землю под ногами. Она выпустила котенка из рук, закрыла глаза, и вспышка всеми цветами радуги растянулась перед глазами. - … огненной молнии!
Потоки дикого безудержного огня хлынули, словно реки, с двух сторон от Минервы, словно расступаясь перед её величием. Но переливающийся небольшой щит, обнимающий ладонь так, словно являлся её частью, как нос или глаз, не давал обмануться. Тигры не верили в чудеса. Они смотрели только вперед и мчались туда, куда смотрели, зная свои силы и слабости других.
- Минерва?! – раздался сзади рокочущий голос отца.
- Ты?! – Она улыбнулась, услышав в голосе своего любимого тигренка, удивление. Словно он не ожидал её увидеть в такой момент. Но Минерва не думала обращать на это внимания. Она хотела узнать, что происходит здесь, в её обители, которая вдруг стала центром сражения.
- Бои Магических игр дозволили сегодня и здесь провести? – спросила она вежливо и изысканно, словно вокруг не было чужака. Вонь огня и пыли от него разила во все стороны, пропитывая каждый камень своим мерзким следом. Лицо незнакомого юноши пристально было мрачно, словно замутненное стекло, одежда чуть потрепалась в пылу схватки. Не чета тем, кто стремится к небесам, прокладывая для этого дорогу слабым тиграм и мелким зверькам.
- Чего?! – Минерва еле сдержала снисходительную улыбку уздами разума. Ей казалось, что он похож на Огру – такой же бесцеремонный, грубый, дикий, но в нем ощущалась мощь.
- Минерва… - Голос отца напоминал рокот грома. – Кто тебя просил…
Она изящно согнула одну руку в локте, другую положила на пояс и на миг закрыла глаза.
- Конечно, если б я не вмешалась, победителем стали бы вы, - заметила Минерва и снова посмотрела на чужака. Тот все ещё не менял выражения своего лица – мутного, удивленного, непонимающего, словно из её уст текла не речь, а странные звуки, похожие на разговоры летучих мышей, - но есть существует такое понятие как имидж. Пусть даже ты сам осмелился напасть на нас, если мастер на участника поднимает руку, то сиё будет неприятностями грозить. Сложно отступить, коли тебе бросают вызов на глазах у твоих подчиненных, но, может, - Минерва снова согнула руки в локтях, позволяя силе вырваться из ладоней и сложиться в странные запятые, - позволишь нам сохранить лицо?
Котенок, которого она оставила у входа, снова оказался на её руках. Минерва улыбнулась, позволяя себе гладить его по голубой мягкой шерсти. Все-таки он был милым и умным животным.
- И тогда сей котенок останется невредим и цел.
Хвост котенка дернулся из сторону в сторону, словно маятник. Слезы блеснули у него на глазах, потекли по шерстке на мордочке.
- Прости, Нацу…
- Хэппи! – Лицо гостя ожило. В глазах появился страх и тревога. Минерва ощутила слабое чувство торжества, приятно колющее грудь. Она нашла слабость. Предсказуемую. Скучную. – Вот черт!
«Драгонслееры похожи настолько, что боятся одинаковых вещей», - подумала она и продолжила, медленно и спокойно выпуская слова из губ:
- К чему я веду речь… Покинь сие место, оставь все свои попытки, и тогда мы закроем глаза на твой проступок. Веди себя разумно, прошу.
Гость – Нацу – сжал зубы. Минерва ощутила себя победительницей. Снова. Уже привычный трепет разливался в груди, заставляя невидимые крылья трепетать, а силу гудеть в венах до головокружения. Веревки исчезли, и котенок тут же кинулся с рук Минервы к гостю.
- Меня поймали у входа… Прости.
- Ничего, я сам виноват, что…
Минерва уже не слушала. Её уже не интересовал этот гость и этот котенок. Она задумчиво смотрела на камни, лежащие вокруг, на разрушенные стены, пока не увидела темную ткань. Зеленые глаза победно блеснули. Долгожданный промах не заставил себя ждать. Добенгал – глупый слабый тигр – лежал без сознания среди осколков и кусков гранита.
«Поверженного тигра должно наказать», - подумала она. Сердце забилось, как безумное, грозя разорвать грудную клетку, по которой уже стекали капли крови, вырвавшиеся из лопнувших вен. Голова закружилась, предвкушая новую охоту. Самую важную, которая только могла быть в жизни королевы.
Она любила всех. Музыка гремела, сотрясалась вместе с телом, которое стало гибким, пластичным, словно у кошки. Вокруг крутились такие же, как и она – молодые, страстные, живые. Они толкались, задевали её локтями, бедрами, касались её алого короткого платья, но она любила их всех. Мир был прекрасен и великолепен, он был роскошен, как и все, что окружало её. Она была готова петь гимны любви, обнять каждого, кого увидит, пусть его лицо покажется единым огромным прыщом. В её животе растворялась таблетка экстази, и мир был прекрасен.
- Не потанцуете со мной, миледи? – Она повернулась и увидела высокого парня, лицо которого в темноте разглядеть не смогла. Растрепанные волосы торчали во все стороны.
- Валяй, дорогой.
Продолжение в комментариях.
Автор: ***
Бета: жалко было давать ей текст – нужно беречь психику и глаза людей.
Фендом: Fairy Tail.
Тип: джен с намеками на другие виды.
Жанр: дарк, deathfic, психодел, намек на психологию, PWP в какой-то мере.
Персонажи: Минерва, Добенгал; Стинг Юклиф, Роуг Ченни, Руфус, Огра, Генма, Нацу Драгнил, Хэппи; ОСы: Барбара (Барби) Джонсон, Стиви Джонсон, Кристина, Кейт, Хью, Зед, Джессика Джонсон.
Рейтинг: в начале R, а к концу NC-17 точно.
Размер: мини на стыке с миди
Предупреждения: ООС (серьезный такой), AU, предканон, missing scene, bloodplay, есть намеки на предпосылки каннибализма и некрофилии, нецензурная лексика. Остальное каждый увидит сам, потому что я уже боюсь своей фантазии.
Статус: закончен.
Дисклеймер: Хиро Машима.
Содержание: Она была королевой, обладательницей силы, уготовленной ей небесами, но только, как у любой королевы, были у неё слабости и тайны, которые следовало охранять, прятать и позволять себе темными ночами, когда слишком неосторожно к ней в логово забирались овечки или причиняли зло мелкие жалкие зверьки.
От автора: Я увлеклась контркультурой, наверное, даже слишком. Поэтому в моей голове много грязи и мало логики. А ещё я нахожусь под влиянием множества писателей, так что не особо удивляйтесь, если вдруг покажутся знакомые мотивы. Сама могу только извиниться и отдать все авторские права тем, кому должна их отдать. Я старалась отразить в речи Минервы то, что она использует старые японские формы слов, так что не обессудьте, коли не получилось. Будьте осторожны при чтении.
Дополнительно: Некоторые моменты обозначены звездочкой, их значение смотреть можно после работы. Если кто не помнит, то Добенгал – член Саблезубых, сражавшийся с Нацу, когда он решил набить всем морды за Юкино. И отдельная благодарность бро за то, что прочитал это, помог найти ляпы и дал оценку.
читать дальше
***
Она была на охоте. Мелкие жалкие твари путались под её ногами, но она легко и уверенно пересекала деревни и города. Словно неумолимая кара небес, раздирающая земли. Великая страшная сила, безжалостная, которой мир не видел с момента своего рождения. И она, Минерва, носитель этой силы. Королева. Императрица. Почти богиня. Не родился ещё тот, кто был бы равен ей. Не появится тот, кто скинет её с престола великой среди великих.
Она думала об этом, вдыхая кровавый след, оставленный жертвой, и её грудь распирало, словно воздушный шар от воздуха. Сладостное чувство силы текло в потрепанных трубах вен. Эйфория кружилась в каждом вдохе, и секунды превращались в часы торжества. Сомнений не было – теперь от цели не должно остаться и следа. Пусть правила запрещали убивать, грозили своими засохшими, как костлявые ветки, пальцами. Все равно. Для таких, как она - проклятых хищников, саблезубых тигров, - закона не существовало. Пусть даже её котята прятались по углам, как трусливые тараканы, не понимая силы истины. Маленькие дети, глупые милые тигрята, которым давно пора было вырасти из своих нелепых представлений. Саблезубые тигры – взрослые животные, спокойные. Потому и смертельно опасные. Убегать от них не было никакого смысла. Они все равно находили свою жертву.
Минерва повернула голову направо и прищурилась. Зеленые глаза блеснули, превратившись в пару драгоценных камней. Среди высоких сосновых стволов она заметила яркое красное пятно, мелькнувшее, словно подстреленная птица. Добыча была совсем рядом, но даже это не заставило маску сползти с идеального лица Минервы. Момент для этого ещё не настал. А спешка никому не приносила пользы. Все хорошо только в свое время. Минерва лишь развернулась и медленно прошла через арку, созданную сосновыми ветками, сцепившимися ароматными иголками и временем. Резкий запах хвои тут же стер аромат жертвы, и без того еле заметный среди человеческого хаоса тел. Но зато на влажной от недавнего дождя земле остались следы. Для тигра нельзя было придумать ничего лучше. Для опытного – тем более.
Она спокойно шла рядом со следами, не желая стирать их. Любой может ошибиться. Даже боги оказывались неправы, а она, Минерва, пока дышала небожителям в спину. Но настанет тот день, когда об её силе узнает каждая дрожащая тварь, и горе настанет её врагам. Тигры поднимутся с оврагов, выберутся из спячки, чтобы провозгласить начало века саблезубых. Но пока надо было набраться сил, глотнуть крови, не первой и не последней. Не важно, какой она была по счету – статистикой занимаются только забившиеся в норки мышки. Главным был азарт. Азарт и вкус победы, манящий даже больше, чем божества. Ради этого чувства Минерва могла покорить страны и континенты, выпрямится во весь рост, забыв о смерти, и впиться в горло даже своим собратьям-котяткам, не оправдывающим надежд. Сильные всегда уничтожали слабых, и этот день не должен был стать исключением.
Следы сливались в единую линию, и сердце затрепетало. Совсем близко. Совсем рядом. Только сделай пару шагов, и вот она – столь желанная добыча, чье хриплое дыхание царапало слух. С каждым исчезающим метром еле ощутимый дурманящий аромат крови, пробивающийся сквозь запах сосны, становился сильнее. Но Минерва ощущала и другое: смирение, покорность. Ожидание.
Жертва поняла бессмысленность побега. Жертва приготовилась умереть.
Минерва смотрела на неё какое-то мгновение. Растекающаяся от воды и жира, потная и влажная, словно мешок с рыбой. Только тот выглядел привлекательнее, чем стремительно лысеющая голова, почти прибитая к туловищу с короткими ручками и мягкими дрожащими, словно желе, ножками. Минерва брезгливо скривила губы. Она не любила вскрывать набитые до отказа сумки, но в этой должно было лежать много вкусного. Деликатесы в виде денег и богатства, которые потом обещали дать такие же потные мешки. Только другие. Хотя разницы между ними Минерва не видела. Пусть даже у её жертвы были большие и красивые глаза. Но разве они могли спасти от смерти, которую приносит с собой её клинок?
- Послушайте, деву…
Минерва резко вытянула руку. Переливающееся всеми цветами радуги пятно коснулось пальцев, а затем из него она вытащила длинный узкий меч. Катана привычно легла на ладонь, Минерва взмахнула рукой и услышала знакомый свист. Приятно было снова увидеть старого друга, надежного и сверкающе стального. Но куда приятней было торжество. Она поймала жертву. Она возвышалась над ней, и сила, дарованная только ей, текла по жилам, огнем пылала в глазах, распирала грудь. Сердце часто колотилось, и его пульсации раздавались по всему телу – в висках, шее, горле, пальцах. Ткань кимоно яростно жгла твердеющие от возбужденного ожидания соски. Голова сладостно кружилась, сдерживая неукротимое и безумное желание сделать это. Увидеть кровь, потрогать скользкую плоть. Ощутить власть в своих руках, коснуться страха, который всегда плавает вокруг жертв, словно тухлый запах мяса. Во рту скопилась слюна, словно в Минерве проснулся тигр, и она облизнула губы. Зеленые глаза снова блестели, как драгоценные камни.
Пора было начинать трапезу.
- Боюсь, любезный господин, на этом мне с вами придется распрощаться, - произнесла она вежливо и тихо. Блестящее лезвие катаны замерло у горла жертвы. В больших глазах плотной пеленой жира стоял страх. Мешок с рыбой начинал дрожать от страха. Начинал гнить, но не с хвоста, как обычно, а с головы. А то, что гниет, нужно отсекать. Минерва крепче сжала рукоять, и…
- Джесси!
«О нет, только не сейчас. Только не сейчас, пожалуйста, уйдите, умоляю….»
… кровь потекла по короткой шее, по морщинам сосновой коры. Капли замерли на лице Минервы, словно слезы, впитались в ткань кимоно. Гниющая голова катилась вниз по склону холма. Запах хвои почти исчез, потонув в густом и тяжелом аромате.
- Джесси, это мы! Твои мама и папа! Стиви, ну же, проходи быстрее. На что ты там уставился?
«На медсестру, мама. Давно пора бы это понять, и я бы на твоем месте именно этим и занялась бы, дав возможность своей дочери вернуться».
Господи, как же это её раздражало! Она не просила ведь, чтобы к ней каждые полчаса заходили люди и шумели в её палате, расставляя какие-то ненужные вещи. Ей не нужно её любимое одеяло, не надо складывать на тумбочке гору модных книг. Она точно не будет обниматься с плюшевой свиньей, подаренной на Рождество, когда количество прожитых лет не превышало семи. Она же сейчас без сознания, в коме. А люди в коме обычно молчат и никого не трогают. Но зачем-то каждый день её мама Барбара, ставшая с чьей-то пьяной шутки Барби, и её второй муж, Стиви, приходили к ней, притаскивая какую-нибудь вещь. Только ради того, чтобы узнать, что её родители принесут на этот раз, она и позволила себе остаться.
- Думал, как подключить центр, дорогая. – Ей даже не надо было открывать глаза, чтобы увидеть сладкую, сделанную из патоки улыбку Стиви. Но за сомкнутыми веками она не казалась такой отвратительной.
«Спасибо тебе, Господи, за то, что оградил меня от этого омерзительного зрелища».
Барби, оправдывая свое прозвище, рассмеялась сахарным смехом. Даже закрытые глаза не спасли от воображения, тут же нарисовавшего осветленные донельзя волосы, голубые глаза, не видевшие без очков даже заголовков газет, и сеть морщин, покрывавшую лицо при каждом слове. Когда-то её мама была красивой женщиной, но теперь напоминала жалкую карикатуру на девушку пин-ап, на которую бравые американские солдаты выплескивали содержимое своих мужских достоинств холодными армейскими ночами. Поэтому в том, что папа Генма собрал свои чемоданы и оставил эту куколку, не было ничего удивительно. Правда, тогда Барби была ещё красивой, но прошлого это не меняло.
- Здесь есть розетка.
«Не надо никаких розеток и центров! Просто уйдите, прошу вас, дайте мне вернуться. Я должна быть там. Я должна вернуться!»
Она сделала глубокий вдох. Её тело пропитывалось этим блаженным запахом, не похожим на тот, который витал в её палате. Хвоя и кровь – отличное сочетание, особенно под сопровождение безмятежных пташек в небесах и распирающей виски силы, равной которой ещё не было. Запах королев и богинь. Минерва собрала бы его во флаконы, выливая густой патокой на себя, растирая по коже, чтобы каждая клеточка её тела пахла именно так. Она бы позволила себе сойти с ума, если бы на то была её воля. Но всему свое время. Каждое событие должно следовать за другим таким же событием, как белые жемчужины в дорогом ожерелье. Спешка никогда не приводила к успеху. Даже боги взвешивали свои слова и поступки. А она ещё не была даже богом.
Минерва снова вдохнула, позволив воздуху распирать её грудь до предела, и вытерла ладонью в длинной перчатке лезвие катаны, которое через мгновение утонуло в радужном цвете пятна. Затем небрежно стянула с руки грязную темную ткань и кинула на землю. Все равно на ней остались бы пятна крови. Минерва же ненавидела, когда её одежда была грязной или небрежно сшитой. Совершенство создали для того, чтобы его окружало только совершенство, а не жалкие…
- Джесси, ты помнишь, как тебе нравились эти парни? Ты их так любила в детстве!
Детство. Детство… Она не могла вспомнить из детства никаких парней. Зато помнила их небольшой ухоженный домик в районе, где обитал и обитает средний класс. Тогда мама Барби и папа Генма жили в мире и согласии. Во всяком случае, так она, маленькая девочка, думала, когда гуляла с подружками, играя в песочнице или собирая цветы с чужих лужаек. Маму Барби часто ругали за это полицейские, и она пыталась объяснить ещё ребенку, что так приличные леди не поступают. Папа Генма лишь смеялся и советовал не слушать мамины россказни. «Ребенок, тебе это можно», - говорил он, выдыхая сигаретный дым, и мама Барби недовольно смотрела на него своим фирменным взглядом «какой-же-ты-идиот».
Нет, в её детстве не было никаких парней. Разве что те, которые ловили бабочек и пчел и запирали их в банках или коробках, чтобы посмотреть, что с ними станет. Один из них, Джеймс, собирал коллекцию и всегда прижимал к груди небольшой альбом. Другой же, Рой, выжигал мордочки и крылья лупой, и Кристина, старая подружка, недовольно взвизгивала. Кейт наблюдала за всем этим довольно флегматично. Она всегда была самой спокойной из них троих. Возможно, по этой причине не влипла в те неприятности, в которые позже влипли её подруги.
«Нет, нет, нет, хватит… Хватит об этом думать… Только они виноваты, только эти сволочи, которые ходят по этому миру так, словно они являются королями…»
- Правда? – Стиви поднял свои карикатурно аккуратные брови и посмотрел на одеяло, скрывающее её похудевшее, как у мумии, тело. – Не думал, что ты была такой любознательной!
Ей не нужно было видеть этого человека, чтобы знать, что он делает. Она успела выучить его и маму Барби наизусть со всеми их правилами, взглядами на жизнь и прочими составляющими так называемой здоровой личности. От этого её тошнило. Даже в детстве мама Барби говорила об этом безумии, запрещая то бегать за мальчишками, то ходить с Кейт кататься на роликах с горок для инвалидов. Зато приглашала соседок на чай и усаживала рядом с собой, заставляя терпеть монотонные высказывания стареющих женщин и девушек. Наверное, поэтому папа Генма в один прекрасный день собрал свои вещи и ушел, а ссоры, возникающие по ночам, стали достоянием всей улицы. С того дня с друзьями стало куда веселее, чем с мамой, а дом превратился в душную сладкую тюрьму для маленьких леди. Маленьких стервочек и гадких лицемерных тварей.
- Она была такой милой! Помнишь, как ты любила ходить по магазинам и выбирать себе платьица, Джесси?
«Не помню. Я любила смотреть на витрины и мечтать о том, чтобы стать взрослой как можно скорее. А эти кучи дерьма с цветочками, рюшечками и бантиками мне никогда не были интересны. И ты мне сейчас тоже неинтересна. Уйди из моей палаты и захвати с собой своего Стиви. Провалитесь оба в ад и создавайте там свои здоровые личности. А мне это ненужно. Я здоровее, чем вы оба вместе взятые. Прочь!»
И почему она оказалась в этой постели? Почему лежала вся в трубках, трубочках и проводочках? Ей казалось, что она вот-вот поднимется и закричит на родителей изо всех сил, кинет в них подушкой, аппаратом, книгой. Не пожалеет свою плюшевую свинью. Это все было положительно омерзительно. Даже медсестра Харли - вечная незамужняя тетушка – вела себя куда спокойней и скромнее, чем её семейство, пусть даже голос у неё был таким же сахарным, как и у мамы Барби. Но он звучал хотя бы не так часто, и поэтому переносился лучше. Да и говорил только по делу, сообщая что-то о том, кто планирует её посетить или переводя на нормальный язык вердикты врачей.
Нет, надо было спасаться и уходить отсюда. Из палаты. Из больницы. Из своего тела. Из этого мира. И все делать как можно скорее. Только обратно вниз, дальше вверх и дальше вглубь.
Вниз.
Вниз.
Вниз.
***
Внизу, в полуподвале, было её убежище. Тиграм полагалось находиться вверху, там, где небеса становились ближе, но Минерва хотела создать свое небо, которое давало бы силу только ей. Только ей это было по плечу. Все остальные, даже те, кто загрызал добычу также легко, как и она, не могли стать богами и королями. Им судьба уготовила иной путь – стать верными слугами, грязью у острых носов сапог Минервы. Послушными домашними котиками с острыми длинными клыками и дикими блестящими глазами для неё. Свирепыми тиграми для прочих мелких зверьков. Они должны были стать сильными хищниками, а всем сильным хищникам нужно солнце, чтобы их кости не полопались, как воздушные шарики. Хозяевам рядом с хищниками быть не пристало – свое место каждый должен знать. Минерва свое знала: среди богов, под самыми небесами, над миллионами жалких, ничтожных созданий, которые так вцепляются в ненужные понятия.
Дружбу и любовь создали для мышей и крыс, прячущихся в своих сырых норах. Только однажды они смогли подняться до тех вершин, которые природа подготовила для тигров. Только гильдия Фейри Тэйл – кучка влюбленных в доброту хомяков – добралась до самых небес. Да и то, для того, чтобы упасть с них на землю и разбиться вдребезги. Но среди них не было таких, как Минерва. Среди них не было равных королев, способных поднять тигров с самого низа, заставить их лес снова зашуметь листьями и растерзать на мелкие кусочки врагов. Такой, как Минерва, никогда не было. И больше не будет, поэтому нельзя терять время. Но все наступало лишь в свой черед. И Минерва могла лишь ждать в своем убежище.
Она потратила много сил на него. Она нашла того, кто создал для неё аромат, круживший голову в лесу. Она покрыла стены алым цветом, она прорубила окна и вставила в них стекла. Она принесла мебель темного дерева из дома, того самого, где проснулась однажды несколько лет назад, не помня никого и ничего. Тогда она, глупая, испугалась, сжалась в комок перед мелкими зверьками, готовыми растерзать слабого, покинутого всеми тигра. Но потом сила, дарованная Минерве небесами, сделала это с ними. Тогда она ощутила, на что способна. Тогда впервые глотнула крови, настоящей, теплой, почти живой. Тогда ей кружил голову восторг и возбуждение, полубезумное, но желанное ощущение мощи и безграничной власти. Перерезать линию жизни, поставить на колени, закопать в землю, превратить рваные куски – все это она сделала тогда. И делала это до сих пор со всеми, кто вставал на её пути. Как надо было сделать в очередной раз.
Минерва поправила длинную перчатку, темно-синюю, словно сама ночь. Расстегнула еле заметную пуговицу на высоком стоячем горле платья. И открыла дверь, впуская на миг в свое убежище солнечный свет.
Погода была до омерзения прекрасна. Минерва поморщилась, заметив голубизну неба и отсутствие облаков. Она не любила ясные дни. Жертвы начинали бесноваться и молить о прощении, не понимая, что хищники не склонны прощать. Тигры не желали слушать ничьих просьб – они лишь убивали и начинали свою трапезу. И Минерва была голодна. Даже очень. Последняя жертва была не настолько вкусна, какой казалась со стороны. О да, она была прекрасна – высока, стройна и статна. Великолепная большеглазая газель, красивая, как сон ребенка. Охота за ней стала сплошным удовольствием, а игра особенно кружила голову, когда газель сама пришла к ней. Предложила себя. И Минерва не удержалась от развлечения, которое оказалось лучше, чем сама трапеза. Внутри газели было мало мяса и ливера. Зато крови, алой, нежной, словно шелка, хватило на то, чтобы создать запах, вскруживший голову несколько месяцев назад. Кровь и хвоя. Кровь подходила ко всему. Может, она способна облагородить даже солнце?
«Пожалуй, это стоит моего внимания», - подумала Минерва.
Она равнодушно оглядела холл, в котором находились слабые тигры и мелкие зверьки, перешедшие под их тень. Последних Минерва не любила. Разгрызла бы с удовольствием, ощущая себя жадной, грязной и голодной, но вместо этого поднялась на второй этаж. Там-то должно было быть интересней. И Минерва не ошиблась.
Их было четверо. Полуобнаженный мужчина с гривой волос сидел, вытянув ноги на стеклянный небольшой столик. В соседнем кресле сидел, безмятежно читая книгу, элегантный молодой человек. Два драгонслеера посматривали в окно, а их жалкие котятки спали, греясь в лучах солнца. Но стоило только Минерве подняться, как они проснулись и поспешили оказаться поближе к своим хозяевам.
«На редкость благоразумный поступок», - подумала она. Молодой человек оторвался от страниц и вежливо кивнул в знак приветствия. Минерва ответила тем же. Один из драгонслееров, светловолосый, взял на руки своего котенка и отвернулся от окна.
- Добрый день, миледи.
- Доброго дня и тебе, Стинг, - безукоризненно вежливо произнесла Минерва. Её приветствия он был достоин. Один из её любимых тигрят, который вот-вот должен был стать тигром. Верным тигром, поднимающим всех остальных из глубин оврагов. Её.
- Давненько тебя здесь не было. – Огра потянулся и зевнул, вкусно и лениво, как делают только большие и хищные коты. Минерва еле заметно скривила губы. Она не любила невоспитанности, не выносила глупости ни в каких проявлениях, а Огра был воплощением этих двух качеств. А ещё он был силен. Его золотая, с черным по краям, сила выжигала и ослепляла любого, кто смел размахивать палкой перед носом этого дикого и неукротимого тигра. Но Минерва знала, что рано или поздно превратить его в своего ручного зверька. Огра уже почти стал им – оставалось только сделать один рывок, чтобы заклеймить его своей меткой.
- К сожалению, Огра, дорогу для тигров к небесам должно прокладывать только одним способом. И я тщательно шлифую каждый камень перед тем, как сделать его частью этой дороги, - ответила Минерва, садясь в кресло, которое так услужливо отодвинули чьи-то изящные руки. – Премного благодарна тебе, Руфус.
- Не стоит, миледи. – Светлые пряди блеснули в свете солнца, когда он слегка склонил голову, но выражение его лица осталось непроницаемо-вежливым. Минерва невольно ощутила мрачное удовлетворение. Руфус всегда был безукоризненно вежлив и элегантен, каким и полагало быть настоящему джентльмену. Он никогда не забыл снимать свою шляпу с розовым длинным пером на входе в помещение. Даже когда кровь, казалось, пропитывала каждую клетку тела. Даже когда его ломали, превращая лицо в маску запекшейся крови. Её вкус до сих пор пленкой покрывал губы Минервы.
Огра неопределенно хмыкнул, пожав плечами. Минерва, теперь уже не скрывая, снисходительно улыбнулась.
«Меня терзают сомнения по поводу осознания смысла моих слов эти человеком», - подумала она, опуская руку в длинной перчатке на подлокотник. Руфус сел в свое кресло и вернулся к чтению книги. Его глаза не отрывались от страниц, но Минерва знала, что каждую фразу он слышит и запоминает, как запоминает всякую увиденную им магию. Издержки профессиональной деятельности.
- Так, значит, снова отправляетесь за камнями, миледи? – спросил Стинг, подходя к её креслу и останавливаясь в паре шагов. Котенок на его руках поежился, оказавшись в тени, и юноша повернулся к солнечному свету, льющему из окон. Это Минерве не понравилось – природа не для того создала тигров, чтобы они потакали каким-то котяткам. Но она не подала виду: закрыла глаза и слегка наклонила голову.
- Надобно погрузиться в грязь, чтобы найти желаемое, - сказала она. – Саблезубые должны стать величайшей гильдией из всех, почтивших своим существованием этот мир.
- Ваши намерения нисколько не изменились, миледи, - заметил Стинг. Минерва перевела на него взгляд своих зеленых глаз.
В её венах текла кровь тигра.
А тигры не отступали от своих целей. Тигры не меняли своих взглядов. Тигры всегда оставались тиграми, сколько бы им не отпиливали клыков и не вырывали когтей.
- Тот день, когда мои намерения будут сломлены, никогда не настанет, - ответила Минерва, отводя от него взгляд и лениво изучая холл. Внизу маленькие детеныши и слабые тигры негромко резвились, переговариваясь между собой, уходя на задания и приходя с них. Но их было не так много, и это Минерву радовало. Полупустой холл значил только одно – все заняты делом. Тренировками. Охотой. Добычей денег и славы для их гильдии. Её верные хищники оживали, становились сильнее и лучше, как и должно было делать плотоядным зверям. Пора было и ей, королеве этих зверей, заняться делом.
Минерва поднялась с кресла и подошла к доске с заданиями. Она задумчиво смотрела на слова, напечатанные на разного цвета бумаге, но того самого, которое предвещало бы охоту, не могла найти. Лишь скучные, никому не нужные просьбы о спасении от проклятия столетней давности, охране очередного мешка с рыбой и вовсе омерзительные предложения о поимке каких-то преступников. Свою жертву отдавать Минерва никому не собиралась, как и давать это делать другим, поэтому тут же радужная вспышка озарила листок. Спустя мгновение на доске с заданиями его уже не было. За спиной послышалось хмыканье.
- Вы, как всегда, жестоки, миледи, - заметил Руфус. Минерва не удостоила его ответом.
Краем глаза она заметила чью-то темную руку, но не обратила на это особого внимания, зная, кому эта рука принадлежит. Через мгновение раздался шорох бумаги и низкий юношеский голос:
- Нам пора, Фрош. Стинг, ты пойдешь с нами?
- На двоих, что ли? – лениво протянул он. Минерва поморщилась. Для выбора ей нужна была тишина.
- На четверых, - ответил Роуг.
Зашуршала перелистываемая страница. Сапоги скрипнули по столешнице, и раздался ужасающий зевок. Минерва наклонила голову, вглядываясь в листовку, которая заманчиво приглашала сразиться с монстрами в какой-то горной деревне, и осторожно сняла её с доски.
- Согласен. Мы с Лектором давно никуда не выбирались, верно?
Минерва поправила прядь фиолетовых волос, упавшую на грудь, и посмотрела на котенка. Она не одобряла любви к домашним животным, но не говорила и слова, позволяя себе порой взгляд, холоднее обычного. Котятки были слабостью драгонслееров, и попросить их эти слабости спрятать и скрыть… Минерва не была настолько глупа, чтобы лишать себя возможности управлять ими двумя, когда настанет для этого время. Но котенок не знал её мыслей и поэтому кивнул, хотя не без страха.
«Сей котенок хорош. Умен, - одобрительно подумала Минерва. – Знает место свое».
- Пойдет тогда, Стинг. Нам пора.
Тревожный взгляд Руфуса удивил Минерву. Он смотрел не на Роуга. На его тень. Словно она была той силой, что вела вперед самого темного тигра в глубины. Немногие решались нырнуть в них, и ещё меньше возвращалось.
«Возвращалось из глубин? Нет, не хочу наверх. Вниз!»
Минерва посмотрела на сорванный ею листок. Искупаться в дымящейся крови безжалостных монстров было бы очень неплохо. Стать неуязвимой, словно герои мифов, которые пропитали свои тела великой кровью. Кровью…
«… дракона. Как Зигфрид *. Тогда бы я не валялась тут, как груда костей».
Прикосновение жгло кожу до мерзкой одуряющей боли, но тот, кто держал свои пальцы на её руке, не желал отпускать. Она бы закричала, если бы не была в коме. Но чужие пальцы в следующий миг тут же исчезли, и вместо них к делу приступил голос:
- Лежишь, значит, Джессика, ты тут. – Она узнала Кейт. Ту самую флегматичную Кейт, которая участвовала во всех их проделках, но почему-то всегда выходила сухой из воды. Ту самую Кейт, которая успешно окончила школу, успешно устроилась на работу в компьютерную фирму и стала успешным программистом. Ту самую Кейт, синонимом к жизни которой можно было подобрать лишь слово «успех».
Или слово «боль.
Её голос сдирал кожу, вонзал иглы в обнаженную плоть. От одного вида темных густых волос, собранных в хвост, болели глаза. Но этого не хватало, чтобы вырвать Кейт из жизни. Она стала её постоянной болью, частью мазохизма в жизни. – Жалко тебя даже. Твои предки, кажется, свихнулись на почве того, что ты в коме. Они даже музыкальный центр приволокли, чтобы ты могла слушать их голоса все время. Правда, здорово, Джесси?
Кейт откашлялась после пародии на маму Барби и вздохнула.
«А ты этому только и рада, не так ли? Или так сочувствуешь? Черт бы понял тебя, дорогая...»
- Представляю, как тяжело слышать все эти разговоры, - продолжила Кейт. – На твоем месте я бы сделала все, чтобы поскорее прийти в себя и убраться из этого места. Или окончательно сдохла. Ни туда, ни сюда – отвратительное состояние.
«Ни туда, ни сюда… Будь моя воля, я бы осталась там, но ты меня вытащила. Вы все меня вытаскиваете на поверхность. А я хочу вниз. Вниз хочу. Но не могу это сделать, потому что ты вечно своим только видом раздражаешь и режешь наждачной бумагой. Сгинь из палаты. Просто сгинь!»
До школы она любила Кейт. Ей было все равно на многие правила, особенно на те, которые говорила мама Барби. Именно она прикрывала визиты к папе Генме. Сначала Кейт отвозила её на своем велосипеде на окраину города, где стоял трейлер папы Генмы, как и многие другие трейлера. Потом Кейт уезжала кататься по склонам, а папа Генма наливал дешевый чай по кружкам или банкам. В трейлере пахло гнилью и мочой, но таким счастливым папа был только на свадебной фотографии. Только брак-экспресс не привел ни к чему хорошему. Разве что, вот, дочь появилась. Поэтому папа Генма был благодарен маме Барби. Он был благодарен и Кейт, которая помогала скрывать эти тайные встречи, запрещенные судом и мамой Барби. Они втроем неплохо проводили время: слушали папины байки, помогали приводить трейлер в порядок, ходили гулять по району. Кейт знала половину мальчишек, живших там, и они играли все вместе в мяч и порой поджигали мусорные баки.
А потом папа Генма умер. Мама Барби сказала, что он употребил слишком много алкоголя, и его концентрация в крови стала несовместимой с жизнью.
Через неделю после этого Кристина, Кейт и она пошли в школу. Кейт сидела на уроках, словно струна, всегда тянула руку и всегда отвечала. Она подчинялась правилам, тем самым, на которые ей было все равно вне школьных стен. Кейт скоро обошла всех в успеваемости и вычеркнула себя из их компании. Но когда они подходили к ней за помощью, то всегда получали её. Иногда они гуляли втроем. Иногда ходили в кино. Кристина говорила, что Кейт стала слишком занудной для них.
«Для неё. Я на Кейт смотреть не могу. Она все отрывает: кожу, мысли, голос, разум. Даже находится рядом с ней больно».
Руку опять укололи иглы боли. Кейт снова коснулась запястья, не зная, что её пальцы словно сдирают кожу. Бесконечно долго, хотя кожу должна была сдирать не она. Тиграм кожу…
… не сдирают. Минерва задумчиво посмотрела на свою руку и осторожно ей пошевелила. Тягостное натяжение боли исчезло, но тревожное чувство пеплом оседало внутри. Опасное, чужое ощущение, от которого следовало избавляться, как от оскорбительного для тигров задания. Снова пошевелив рукой, Минерва посмотрела на лист. Да, монстры. Дикие безумные создания, обуздать которых не составила бы труда для королевы, если бы их было двое. Но десять тварей размером с гору казались прекрасной добычей. Они стоили Минервы.
- До свидания, миледи, - произнес Руфус. – Приятно было увидится.
- Покажи всем, где раки зимуют, - усмехнулся вслед Огра. Минерва поджала губы. Ей было определенно неприятно слышать столь просторечные выражения из уст тигра. Но пока свое клеймо на этого хищника она не поставила. А без него все приказы не имели силы. Минерва могла лишь холодно кивнуть и сделать вид, что не слышала этой безобразной фразы. Хотя сила уже пульсировала в венах, покалывала пальцы, требуя выхода. Она хотела убить. Пропитать тушу жертвы и растерзать. Но Минерва сделала глубокий вдох. Разноцветный жар могущества застыл в груди разветвленными языками пламени. Ещё не настало время для кульминации. Нет второго игрока. Но Минерва умела ждать и пока развлекалась, поедая то, что находила себе в качестве пищи на заданиях, в отличие от тех мелких зверьков, которые искали поддержки тигров. К ним спускаться Минерва не любила и не должна была. Но другого выхода со второго этажа мастер не соизволил сделать. Генма никогда не исполнял просьбы. Особенно дочери.
Минерва не торопилась. Королевы существовали вне времени. И пусть даже кому-то мешал её спуск, она знала, что об этом никто не осмелится сказать. Все они хотели жить. Все – слабые тигры и ничтожные зверьки – желали подняться к небесам. Но только не Минерва. Она хотела создать свое небо. Своих богов. Свой мир, прекрасный и великий, покоренный тиграми. Как никто не смел сказать ей что-то против, так никто не посмеет сделать что-то, способное помешать на пути к достижению этой цели.
Она спускалась по лестнице спокойно, смотря перед собой, словно вокруг не было и следа жизни. Только в самом конце краем глаза посмотрела на нового в этих лесах зверя. Или старого – всех слабых тигров не запомнишь. Половина лица скрывалась под маской из темно-синей ткани, что окутывала все его тело. Только сетка обнимала руки и ту часть туловища, которую Минерва увидела в разрезе одеяния, похожего на одеяние шиноби.
- Добрый день, миледи, - произнес он, точным движением наклонив голову. Русые пряди скользнули на лоб и щеки, полетел стремительно мир вслед этому движению. Сила, распиравшая Минерву, взорвалась, превращая сердце в куски бесполезной плоти, разбрызгивая кровь по стенкам тела. Боль окружила её, схватила за руку и позвала к себе, вверх, к небесам, выше, выше…
…выше.
- Джес, привет! – Она кожей ощутила свежесть ветра и цветочный аромат духов. Кристина не изменилась за все это время, оставшись все той же веселой и беззаботной пышечкой. – Ну как ты? Я тебе цветы принесла. Твои любимые, кстати, маргаритки! Буду спасать тебя от обилия роз, которые тебе скоро принесут! Не умерла тут от скуки с Кейти?
- На аппараты посмотри, Кристи, - спокойно сказала Кейт. – Ладно, удачи тебе, Джессика.
«Спасибо, Кейт. Она мне понадобится, чтобы выжить в этом дурдоме».
- Пока, Кейти! – Шестым чувством она уловила, как Кристина повернулась к двери, затем наклонилась к постели и поставила вазу. Стук донесся до слуха позже, словно вырвался из чьих-то цепких пальцев. – Ну вот, поставила я тебе цветы. Теперь так красиво стало. А то у тебя все так пусто и вяло, что даже смотреть противно!
«Разумеется, сестра Харли не знает, куда вещи девать, но пусто остается по-прежнему. Никак не изменилась за эти два года».
Кристина вечно хихикала на уроках, и она делала это вместе с ней. Их часто рассаживали. Им ставили плохие оценки. В конце концов, учителя махнули на них рукой. Выше четверки** им не ставили, даже если Кейт соглашалась помочь им с домашней работой или во время всяких тестов. После уроков они ходили гулять вместе с… Да с кем только не ходили! Мама Барби только радовалась, что её дочь стала настолько популярной. Правда, мама Барби не знала, что прогулки заканчивались веселым распитием пива и коктейлей, а последняя сигарета выкуривалась строго за полчаса до возвращения домой. Но чем меньше она знала, тем крепче спала. Тем более что мама Барби вовсю строила роман со Стивом, который к концу девятого класса стал папой Стиви. Папа Стиви не понравился сразу: он был даже хуже, чем мама Барби со своим стремлением сделать из неё здоровую личность. К папе Генме, даже если бы он был жив, отправляться было нельзя. В тех районах с любой симпатичной девушкой пытались познакомиться, и порой это невинное желание заканчивалось плачевно. А вокруг неё всегда вились какие-то личности. Кристина над ней посмеивалась, говорила, что восточная принцесса никогда не останется в одиночестве. Сама она была крепко сбитой, пышной, светлой, словно бисквит. Рядом с высокой, темноволосой и зеленоглазой подругой Кристина казалась нелепой, но обаятельной, и это обаяние покоряло всех. Только теперь выводило из себя.
-… а вчера она мне говорит, что это я её вынудила пойти на такие меры. Представляешь? Ну ты знаешь меня, я все сказала, что думаю этой…
«Кристи, я тебе благодарна, конечно, но пожалуйста, замолчи. Хватит с меня этого. Я сейчас всего лишь высохшая мумия, кучка костей, которой мочу через трубочки убирают, а когда меняют постельное белье, то боятся прикасаться. Как будто кома заразна».
- … а она как мне, ну, типа, такая вся крутая, аж смотреть нельзя, не то ослепнешь от божественной крутизны, показывает средний палец, а я фигею, потому что рядом проходит ди*** и говорит такой ей, мол, что она показывает…
«Да, отлично, хорошо, Кристи. Я рада за тебя. Правда, рада, но сейчас я очень хочу спать. Пока, Кристи».
Пора обратно.
***
Ночь создали для тигров. В полумраке, когда все живое пряталось по своим норкам, углам и пещеркам, хищники открывали свои глаза, хватали запахи резкими вдохами и поднимались во весь рост. Минерва ощущала блаженство. Светлое нежное чувство, за которым стояли бесконечные часы терпения и труда, упорства и волшебства. Совершенно пьяное ощущение, пропитанное кровью и ревом пораженных немых существ, у которых не было разума. Не было души. Минерва ощущала себя упоительно прекрасным механизмом с блестящими шарнирами, блестящими волосами и блестящими глазами, отражающими мир в зеленом зеркале. Но сила колотилась изо всех сил в венах, натягивая их до предела, пронзала сердце разноцветными иглами. Это была жизнь, цель и смысл, само существование, которое делало Минерву королевой, стремящейся к вышине.
На неё смотрели из окон жадно и любопытно. Взгляды отрывали кусочки от платья, перчаток, сапог и тела. Минерва не была щедрой, но великодушно разрешала мелким зверькам прижимать эту кусочки к груди и запирать их в шкатулки или другие коробочки. Блаженство превращало её в добрую и великодушную королеву, которой не жалко было дать кусочек себя. В чемодане Минервы, в больших прозрачных пакетах из плотного полиэтилена лежало множество таких же кусочков, неразумных, кровавых, рваных, как то, чем они были когда-то. В стеклянных хрупких бутылочках подрагивала алая густая кровь. Отказывать себе в запахе, который, казалось, можно было втереть в кожу, Минерва не собиралась. Магические игры могли подождать. Они были всего лишь осколками у острых концов сапог по сравнению с той целью, которая горела среди грязи. Даже небеса могли подождать перед карающей дланью охоты. Только жертва была не так проста.
Но Минерва умела ждать. Она была чистокровным тигром, сидящим в засаде который день. Терпеливым, тихим и совершенно…
-… послушной. Сейчас мы снимем постельное белье, чтобы ты лежала на чистом, - прощебетала медсестра Харли.
«Делай, что угодно, но не мешай мне!»
… неподвижным.
«Совсем скоро. – Минерва вдохнула полной грудью воздух. Запах пресной теплой ночи наполнил её изнутри, потек в каждую клеточку, и сила смешалась с ним, вспыхнув с новой силой. Сладкая нега блаженства исчезла, оставляя за собой легкий шлейф сирени. – Настанет час, когда в полную силу расцвет блеск королевы».
Она знала это также точно, как знают небеса все слабости человеческих душ и сердец. Только Минерва оставалась для них закрытой книгой, ведь она была неуязвима в своем величии и великолепии. Она даже не была человеком. Она была тигром с острыми клыками, рожденным для того, чтобы убивать и побеждать. Минерва позволила легкой улыбке тронуть её губы. Мысли эти всегда приносили с собой удовольствие и триумф. Почти победу. И никакие добытые трофеи не могли с этим сравниться. Разве что редкие, такие, как драгоценные капли крови и куски плоти, которые в целости и сохранности стояли в её убежище. Ждали свою хозяйку с минуты на минуту. Минерва почти слышала звук открываемой пробки, почти ощущала, как падает тонкая струя на кожу. Сердце забилось чаще от предвкушения, как билось всегда на охоте. Ткань шелкового платья обожгла соски. Вот она, сладкая, не сравнимая ни с чем пытка ожидания, которую Минерва не забыла бы, пожалуй, никогда.
- Ты смотри, как разбушевались молодчики. – Старческий дрожащий голос вырвал её из объятий почти ощущений. – Что-то слишком обрадовались своим результатам.
- Да дело молодое. Пусть повеселятся. Саблезубые тоже люди, - усмехнулся другой, более молодой. Звуки его волной прошлись по телу, отдаваясь в ушах. Минерва остановила свой мерный и спокойный шаг, повернула голову в сторону, словно совершенное создание этого мира. Ярость медленно, словно растущая в вулкане жидкая лава, поднималась от кончиков пальцев на ногах до кончиков волос. Говорить в таком тоне о тиграх не смел никто, и этот жалкий мелкий зверек поступил глупо, осмелившись позволить себе такую дерзость. Но у всех на виду никакой хищник, даже самый кровожадный не стал бы действовать. Инстинкты всегда находились под уздой разума – вот в чет отличие тигра от монстров, на которых не так давно вела охоту Минерва.
- Не похоже это все на них, - задумчиво протянул женский голос. – Это только Хвост феи позволял себе такие вольности. Да и те уже позорятся который год.
Минерва сделала глубокий вдох. Запах ночи осквернился вонью пыли и огня. Чужой запах, отвратительный, мерзкий, подлежащий уничтожению. Его следовало вырвать из обители тигров, оставить гнить, как ненужную тряпку, бесполезную и слабую, словно мумия, на которую…
-... ты стала так похожа, Джесси. – Медсестра Харли не желала замолкать. Нежно и легко оставила влажный след спирта, а потом вонзила в тонкую кожу иглу. Боль сладостно дрогнула на серых нервных струнах и потянула вниз, в черные глубины оскверненной ночи…
… не стоило и смотреть. Решительно и спокойно, как всегда, Минерва продолжила путь. Она не стала торопиться. Разобраться с ничтожествами – разве не в этом была работа любого, кто находился выше по лестнице, с таким старанием и упорством созданной Минервой и её тиграми? Пусть они подвели стаю, опозорили гордое звание тигра, они все ещё оставались ими. Пусть и не все. Минерва знала, что милый белый тигренок покинул их вместе со своими золотыми ключами, но не жалела. Слабые уходят – сильные остаются. Закон их гильдии. Закон их джунглей.
«Пора давно было возвратить карающую длань порядка в наши ряды. Мастер, боюсь, позволил больше, чем должно было позволять нашим слабым тиграм и положительно омерзительным мелким зверям», - подумала Минерва и согнула руку в локте. Слишком часто она болела в последнее время. Ощущения растекались по мышцам, выступали каплями пота на руке. Но стоило только сделать легкое движение, как натяжение нервов исчезало, словно пар, вырывающийся струей из чайника. Врачи – полезные зверьки, пусть даже и жалкие до слез – лишь разводили руками. Но Минерва знала, что это был сигнал. Нечто, указывающее путь, напоминающее, для чего она пришла в этот мир, почему оказалась в том доме, не зная о своих силах. И стирать этот сигнал из своей жизни она не собиралась. Только не в тот момент, когда почти все встало на свои места, когда стал ясен путь к небесам и путь к той великой цели, который так долго скрывался среди кровавых лабиринтов Крокаса.
Внезапно Минерва сквозь кожу сапог ощутила что-то мягкое. Она наклонила голову и увидела котенка. Голубого, с большими глазами. Точь-в-точь, как котятки Стинга и Роуга. Только неодетого. Котенок смотрел на неё снизу вверх, удивленный, напуганный, и в его глазах отражалось удивление, смешанное со страхом. Последнее Минерве понравилось и заставило слегка выгнуть уголки губ в улыбке.
«Сей котенок на редкость умен», - подумала она. Рука, обтянутая длинной перчаткой, словно вторая кожа, изящно поднялась. Пятно, переливающееся всеми цветами радуги в оскверненной ночи, коснулось её пальцев. Они оставили следы, словно на воде, и сжали тонкую веревку, извлеченную из пустоты полок убежища. Домашнее животное прокралось на территорию тигров, и его надобно отдать таким же безобидным и мелким хозяевам, как и он. Или же найти новых, способных приручить, а не потакать слабостям домашнего животного.
- Надеюсь на твое благоразумие, котенок, - произнесла Минерва. Держа спину идеально прямой, она наклонилась к котенку. Но тот расправил крылышки и взмахнул ими, желая подняться в небеса, на что Минерва лишь рассмеялась. Глупому котенку не дано было знание, что перед ним стояла королева тигров, убежать от которой можно было лишь умерев. Но убивать котенка она не собиралась. Минерва согнула руки в локтях, ладони озарились вспышками магии, похожими на жирные запятые с резкими тонкими хвостиками, и в следующий миг осторожно положила котенка себе на руку. Другой рукой она погладила его по мягкой голубой шерсти, с мягкой улыбкой смотря ему в глаза. – Попытки покинуть меня без моего ведома не обернутся успехом. Я питаю надежду на то, что ты составишь мне компанию этой чудесной ночью.
Тонкие веревки обвили маленькое хрупкое тельце, и глаза котенка подернулись жирной пеленой страха, той самой, которая всегда всплывала в глазах её жертв. Но убивать домашнее животное тигр не будет. Особенно то, которое близко ему по крови. Ведь когда-то домашние коты были дикими. Родственниками тигров. Такими же независимыми и ловкими, только маленькими. Но они всегда помогали своим братьям. А крупные братья не забывали своих слабых помощников, если они все делали правильно. Этот котенок послушно молчал и не двигался, позволяя Минерве гладить себя по голове. Надо сказать, что она всегда любила котят, кошек, котов. Иксиды – те же самые животные, только говорящие и летающие порой. Но сравниться с тиграми она не могли. О нет, саблезубые тигры всегда манили одной только силой грации, мощью мускулов и блеском клыков. Они…
… мчались по заснеженным полям с торчавшими мрачными скалами, ведомые запахами и следами, готовые разорвать и съесть все, что движется. Папа Генма, потянувшийся к пульту, опустил руку и посмотрел на свою дочь, которая не могла оторвать глаз от древних хищников, погребенных теперь подо льдами…
- Железный кулак… - До ушей Минервы донесся рев, оглушивший на миг даже землю под ногами. Она выпустила котенка из рук, закрыла глаза, и вспышка всеми цветами радуги растянулась перед глазами. - … огненной молнии!
Потоки дикого безудержного огня хлынули, словно реки, с двух сторон от Минервы, словно расступаясь перед её величием. Но переливающийся небольшой щит, обнимающий ладонь так, словно являлся её частью, как нос или глаз, не давал обмануться. Тигры не верили в чудеса. Они смотрели только вперед и мчались туда, куда смотрели, зная свои силы и слабости других.
- Минерва?! – раздался сзади рокочущий голос отца.
- Ты?! – Она улыбнулась, услышав в голосе своего любимого тигренка, удивление. Словно он не ожидал её увидеть в такой момент. Но Минерва не думала обращать на это внимания. Она хотела узнать, что происходит здесь, в её обители, которая вдруг стала центром сражения.
- Бои Магических игр дозволили сегодня и здесь провести? – спросила она вежливо и изысканно, словно вокруг не было чужака. Вонь огня и пыли от него разила во все стороны, пропитывая каждый камень своим мерзким следом. Лицо незнакомого юноши пристально было мрачно, словно замутненное стекло, одежда чуть потрепалась в пылу схватки. Не чета тем, кто стремится к небесам, прокладывая для этого дорогу слабым тиграм и мелким зверькам.
- Чего?! – Минерва еле сдержала снисходительную улыбку уздами разума. Ей казалось, что он похож на Огру – такой же бесцеремонный, грубый, дикий, но в нем ощущалась мощь.
- Минерва… - Голос отца напоминал рокот грома. – Кто тебя просил…
Она изящно согнула одну руку в локте, другую положила на пояс и на миг закрыла глаза.
- Конечно, если б я не вмешалась, победителем стали бы вы, - заметила Минерва и снова посмотрела на чужака. Тот все ещё не менял выражения своего лица – мутного, удивленного, непонимающего, словно из её уст текла не речь, а странные звуки, похожие на разговоры летучих мышей, - но есть существует такое понятие как имидж. Пусть даже ты сам осмелился напасть на нас, если мастер на участника поднимает руку, то сиё будет неприятностями грозить. Сложно отступить, коли тебе бросают вызов на глазах у твоих подчиненных, но, может, - Минерва снова согнула руки в локтях, позволяя силе вырваться из ладоней и сложиться в странные запятые, - позволишь нам сохранить лицо?
Котенок, которого она оставила у входа, снова оказался на её руках. Минерва улыбнулась, позволяя себе гладить его по голубой мягкой шерсти. Все-таки он был милым и умным животным.
- И тогда сей котенок останется невредим и цел.
Хвост котенка дернулся из сторону в сторону, словно маятник. Слезы блеснули у него на глазах, потекли по шерстке на мордочке.
- Прости, Нацу…
- Хэппи! – Лицо гостя ожило. В глазах появился страх и тревога. Минерва ощутила слабое чувство торжества, приятно колющее грудь. Она нашла слабость. Предсказуемую. Скучную. – Вот черт!
«Драгонслееры похожи настолько, что боятся одинаковых вещей», - подумала она и продолжила, медленно и спокойно выпуская слова из губ:
- К чему я веду речь… Покинь сие место, оставь все свои попытки, и тогда мы закроем глаза на твой проступок. Веди себя разумно, прошу.
Гость – Нацу – сжал зубы. Минерва ощутила себя победительницей. Снова. Уже привычный трепет разливался в груди, заставляя невидимые крылья трепетать, а силу гудеть в венах до головокружения. Веревки исчезли, и котенок тут же кинулся с рук Минервы к гостю.
- Меня поймали у входа… Прости.
- Ничего, я сам виноват, что…
Минерва уже не слушала. Её уже не интересовал этот гость и этот котенок. Она задумчиво смотрела на камни, лежащие вокруг, на разрушенные стены, пока не увидела темную ткань. Зеленые глаза победно блеснули. Долгожданный промах не заставил себя ждать. Добенгал – глупый слабый тигр – лежал без сознания среди осколков и кусков гранита.
«Поверженного тигра должно наказать», - подумала она. Сердце забилось, как безумное, грозя разорвать грудную клетку, по которой уже стекали капли крови, вырвавшиеся из лопнувших вен. Голова закружилась, предвкушая новую охоту. Самую важную, которая только могла быть в жизни королевы.
***
Она любила всех. Музыка гремела, сотрясалась вместе с телом, которое стало гибким, пластичным, словно у кошки. Вокруг крутились такие же, как и она – молодые, страстные, живые. Они толкались, задевали её локтями, бедрами, касались её алого короткого платья, но она любила их всех. Мир был прекрасен и великолепен, он был роскошен, как и все, что окружало её. Она была готова петь гимны любви, обнять каждого, кого увидит, пусть его лицо покажется единым огромным прыщом. В её животе растворялась таблетка экстази, и мир был прекрасен.
- Не потанцуете со мной, миледи? – Она повернулась и увидела высокого парня, лицо которого в темноте разглядеть не смогла. Растрепанные волосы торчали во все стороны.
- Валяй, дорогой.
Продолжение в комментариях.
@темы: Работы, Мартовский фестиваль: Минерва
-
-
05.04.2013 в 22:29-
-
05.04.2013 в 22:30-
-
05.04.2013 в 22:30-
-
07.04.2013 в 15:53Ляпы есть.
Очень много рассуждений, слишком много. Читая их, будто теряешься и с трудом понимаешь, что происходит с героем. Как я поняла, Вы хотели в полной красе показать "саблезубую тигрицу" Минерву, не знающую пощаду, женщину-зверя? Если да, то вышло отлично, но текст перегрузили.
Есть тавтология не только каких-нибудь слов, тех же ощущений Минервы.
сплошь соскиСамо построение текста - одно из удачнейших на фесте, несет в себе свежую идею. Но опять же, проскальзывали такие грубые словосочетания и повторения, от которых работа падала в моих глазах.
примеры
Особенно слово "перец" было некрасиво в сцене убийства Добенгала. Оно чуть не испортило все впечатление от такой дарковой хорошей сцены.
Минерва собрала бы его во флаконы, выливая густой патокой на себя, растирая по коже, чтобы каждая клеточка её тела пахла именно так. Она бы позволила себе сойти с ума, если бы на то была её воля.
Мне очень понравилась Ваше представление Минервы. Настоящая тигрица. До ужаса красивая в своей жестокости. Этакий портрет написанный кровью. Да, и сама идея очень хорошая. Сцена наказания понравилась мне своим отсутствием рамок пределов насилия. Очень ярко и красочно.
Я старалась отразить в речи Минервы то, что она использует старые японские формы слов, так что не обессудьте, коли не получилось. Будьте осторожны при чтении. - за это отдельный плюс.
-
-
07.04.2013 в 16:24Просто жалко было человека. Такой объем и с таким содержанием...
Есть тавтология не только каких-нибудь слов, тех же ощущений Минервы. сплошь соски
Ноу, не сплошь. За сосками я следила, это точно помню. О всем остальном не знаю, а о сосках следила х))))
Само построение текста - одно из удачнейших на фесте, несет в себе свежую идею. Но опять же, проскальзывали такие грубые словосочетания и повторения, от которых работа падала в моих глазах.
За тавтологии прошу прощения. Что касается словосочетаний, то тут исключительно увлеченность контркультурой. Нефритовые жезлы писать глупо, стержень, мужской половой орган тоже, нецензурный вариант не подходит, пенис слишком нейтральный. Во всяком случае после определенны книг)
Но, по большей части, спасибо за замечания. Замечаю за собой грех перегрузки текста. И спасибо за похвалу образа Минервы. Рада, что она хотя бы получилась узнаваемой. Я опасалась, что она станет неадекватной тетенькой с внешностью героини. Благодарю и за само построение текста - одно из удачнейших на фесте, несет в себе свежую идею. Для меня это слышать (читать, то есть) приятно.
-
-
07.04.2013 в 16:32Ну, хотя бы кусочками.
За сосками я следила, это точно помню. О всем остальном не знаю, а о сосках следила х))))
Просто очень часто её возбуждение Вы передаете состоянием сосков Х)
Нефритовые жезлы писать глупо, стержень, мужской половой орган тоже, нецензурный вариант не подходит, пенис слишком нейтральный. Во всяком случае после определенны книг)
а член?Я опасалась, что она станет неадекватной тетенькой с внешностью героини.
имхо, но такого не случилось) что очень хорошо при таком жанре, как дезфик.
-
-
08.04.2013 в 12:38Наверное, у меня кинк на
сиськи...кхм, грудь Минервы, особенно на соски х)а член?
У меня ассоциации с членами семьи, общества, математическими членами, и в момент написания дарка с этим словом меня вечно несет на смех xD
имхо, но такого не случилось) что очень хорошо при таком жанре, как дезфик.
Фуф, можно дышать и жить, а то я уже мысленно приготовилась.
Ну, хотя бы кусочками.
Когда-нибудь я сама соберусь с мыслями, возьму свою волю в кулак и сама вычитаю текст, а то после написания я его даже не просматривала. От греха подальше х)
-
-
12.04.2013 в 19:40Простите
Правда, хорошая вещь и немного смешная, ну вы поняли почему)